Я знал, что означает по-немецки «цурюк», а ему растолковал, что такое «вправо» 
и «влево», но с остальными-то не договоришься...

Оказалось, не о чем было и договариваться. Футбольным языком — одним для всех — 
эти удивительные мастера владеют в совершенстве. И понимают друг друга, не 
произнося при этом вслух ни единого слова.

Никогда — ни до, ни после того матча — я, участвуя в игре, не испытывал 
подобного чувства полной удовлетворенности, и — если бы не боялся выглядеть 
излишне восторженным и сентиментальным, сказал бы — блаженства. Когда наша 
команда переходила в наступление, я превращался в зрителя, следил за полетом 
мяча и мысленно решал за своих партнеров их задачи. «Вот бы, — думал я, — 
сейчас левому краю выйти туда-то, а центральному дать ему мяч чуть вперед, на 
выход». И почти всегда и крайний и центральный словно читали мои мысли и, 
разумеется, мысли друг друга. Ну, а если случалось, и не слушались моих 
безгласных советов, а поступали иначе, то я тут же убеждался: нашли более 
интересное решение, чем-то, какое предлагал мысленно я.

До чего же бережно обращались с мячом и мои партнеры, и мои соперники! Всякая 
комбинация, даже начавшаяся у собственных ворот, обязательно заканчивалась у 
ворот противника. И ни одного опрометчивого шага, ни одного ненужного хода, ни 
одной безадресной передачи. И — полное взаимопонимание и взаимодоверие.

Был в матче такой эпизод. Ди Стефано прибежал на помощь защитникам к нашим 
воротам и оказался с мячом в штрафной площади в окружении английских игроков. 
Казалось, единственное спасение — выбить мяч куда-нибудь за пределы поля, иными 
словами, сделать то, что не в правилах такого мастера, как он. Нет, Ди Стефано 
не изменил себе и на сей раз. Не глядя в мою сторону, он хладнокровно отбил мяч 
к воротам, прямо мне в руки. А вдруг меня бы не было в той точке, вдруг я не 
ожидал бы паса, вдруг я бы немного сместился вправо или влево? Тогда — гол? Но 
нет, мой партнер не рисковал. Он оценил позицию и понял, что я обязан, если я, 
верно, понимаю футбол, стоять и ждать мяч именно в той точке, куда он, Ди 
Стефано, его направил. Он пробил без колебаний и даже не обернулся поглядеть, в 
моих ли руках мяч. Пробил и пошел к центру, уверенный, что все в порядке.

Выбрасывая мяч в поле, я не отыскивал взглядом, кому бы его отдать — два-три 
партнера уже занимали исходные позиции. И никому не требовалась ничья подсказка 
— каждый знал свое место. И мяч все передавали друг другу так, что принимать 
его было одно удовольствие — ни тянуться за ним, ни менять ритм бега 
принимающему не приходилось, мяч сам удобно ложился ему на ногу.

Перекликались мы только со Шнеллингером. Да и то не по необходимости, а просто 
так, чтобы подбодрить друг друга. Я кричал: «Шнеллингер, цурюк!», — а он 
оборачивал ко мне свою рыжеволосую голову, изображал строгую мину и бросал в 
ответ: «Яшин, арбайтен, арбайтен!»

Как и условлено было заранее, после первого тайма я уступил пост в воротах 
моему сменщику и соседу по номеру в отеле югославу Шошкичу. Честно признаться, 
уступил не без огорчения: очень уж хотелось поиграть еще. Кажется, только вошел 
во вкус — и, пожалуйста, снимай перчатки. Но, ничего не попишешь, пришлось 
снимать: другому тоже ведь хочется.

В перерыве я наскоро переоделся и досматривал игру уже со скамейки запасных. А 
она до самого последнего момента была такой же красивой, элегантной, умной. 

Забив во втором тайме два мяча, англичане победили — 2:1. И это тоже было 
хорошо. Они обыграли составленную из лучших игроков мира команду в день своего 
национального праздника, на глазах ста с лишним тысяч верных болельщиков, и 
оттого считали праздник удавшимся на все сто процентов. Англичане изобрели эту 
прекрасную игру, и они заслужили, чтобы торжество по случаю юбилея их любимого 
детища не было омрачено ничем.

Когда я, переодевшись, выходил из раздевалки, несколько английских репортеров 
уже поджидали меня у двери,

— Что вы испытывали в те два мгновения, когда вам удалось спасти ворота от 
верных голов?

— Ничего особенного. Я и поставлен был в ворота для этого. Если бы пропустил, 
вот тогда бы наверняка чувствовал себя плохо.

Приехав в гостиницу после игры, я увидел в нашем номере вконец расстроенного 
Шошкича. Он мучился воспоминаниями о пропущенных мячах.

— Вот ты — «сухой», а я... Из-за меня проиграли!.. 

— Напрасно ты терзаешься, — пытался я успокоить своего напарника. — Во-первых, 
мячи были трудные, их любой бы пропустил. А, главное, праздник у англичан, и 
пусть они сегодня радуются...