только что проигравших противников в круг почета, чтобы отпраздновать результат,
 который для обеих команд можно было считать успехом, т.е. участие в борьбе за 
третье место на чемпионате мира и третье место. Позже, поднимаясь на пьедестал 
для награждения, Бюлент и Абдулла подняли откудато взявшихся своих детишек на 
плечи — это было так прекрасно, что я испытал, и я этого не скрываю, некоторую 
зависть к игрокам, которые смогли позволить себе публично разделить радость с 
самыми дорогими им существами.
     Но, как известно, чествование арбитра в силу его миссии не допускалось. 
Для арбитра имело большое символическое значение, как это скромно ни кажется, 
даже если «его судейская бригада» добилась признания. Протокол церемонии по 
окончании игры, составлявшийся ФИФА, был строгим и точным, и еще накануне нам 
было сказано, что мы поднимемся на пьедестал, установленный на поле, что 
президент ФИФА Блаттер вручит нам медали, которые обычно полагались арбитрам и 
помощникам, принимавшим участие в финале, после чего мы сразу же спустимся по 
ступеням, чтобы могли подняться спортсмены. Мы к этому были готовы. Но, когда 
мы вступили на пьедестал, нас ждал сюрприз. Нас представили и публика ответила 
овацией, для нас это была большая радость, а для президента ФИФА — повод 
нарушить протокол: вместо того чтобы вручить нам медали, он надел их нам на шею.
 Этот жест может показаться незначительным, но для нас, арбитров, он имел 
большое значение, так как придавал торжественность награждению и приравнивал 
нас к победителям наравне с игроками. Но на этом неожиданности не кончились: в 
момент, когда я спускался с пьедестала, президент пожелал, чтобы мы, как и 
игроки, выстроились в одну шеренгу, чтобы еще раз с медалями на шее 
порадоваться признательности зрителей и чтобы нас сфотографировали и засняли 
для телевидения.
     Вознаграждение на поле, признание нас и непосредственно тех судей, которые 
на нас смотрели, повышало значение трудной роли арбитра. Это был чрезвычайно 
волнующий момент, который был бы для меня еще прекраснее, если я мог бы 
пережить его вместе с семьей. Но я нашел способ показать моим близким, которые 
смотрели матч и то, что происходило после матча, что я с ними рядом: левым 
безымянным пальцем я послал им быстрый поцелуй, достаточный, чтобы дать понять 
им, что в такой момент радости я думаю о них.
     Мне хочется сказать несколько слов о неписаном правиле, запрещающем 
арбитру и «его команде» ликовать или праздновать публично после хорошо 
выполненного дела. Я помню несколько критических замечаний после ликующего 
жеста другого очень сдержанного итальянского судьи после финального свистка; 
очевидно, этот матч имел для судьи важное значение, н он его хорошо провел. Я 
не разделяю подобной критики: это был самопроизвольный естественный жест. 
Совершенно ясно, что мы должны помнить о выполняемой на поле роли и что 
чрезмерное проявление радости было бы нецелесообразным и не очень красивым. Но 
если такая персона, как арбитр, должен быть приравнен к фигуре спортсмена, 
участвующего а соревновании, и если от судьи требуются качества, близкие к 
атлетическим, но далекие от качеств облаченного в тогу напыщенного судьи, то 
вполне понятно, что судья может обладать такими же реакциями, что и спортсмен, 
т.е. выражать радость после эффективной работы. Я не говорю о том, чтобы 
размахивать майкой на ходу и обниматься с четвертым помощником, но, в конце 
концов, зачем возмущаться, вместо того, чтобы понять, что я всю неделю живу, 
как игрокпрофессионал, тренируюсь, бываю на сборах? Разве не естественно, что 
я постепенно приобретаю манеру поведения и реакции, типичные для игрока. Тем 
более что большее понимание внешних проявлений чувств арбитра игроками 
позволяло бы самим игрокам чувствовать себя естественно, быть в некоторых 
эпизодах на стороне судьи, н попытаться с ним как можно лучше воплотить, хотя и 
в разных ролях, один и тот же спектакль.
     «Новый способ пропагандировать спорт» возвещал несколько лет назад 
рекламный лозунг, нацеленный на набор новых арбитров. И даже теперь, по крайней 
мере на уровне арбитров, привлекаемых к соревнованиям профессионалов, этот 
лозунг мало изменился.
     
     
Отблеск финала
     
     Итак, мой финальный матч на Кубок Мира в Японии, Я уже много говорил о нем.
 Но, само собой разумеется, осталось еще столько деталей и столько картинок, 
напоминающих о том волшебном вечере, который оказался пиком моей карьеры. 
Попытаюсь резюмировать их, вновь пережив самые яркие мгновения, которые считаю 
значительными.
     Кажется, «мелкий» эпизод, до некоторой степени второстепенный. Однако мне 
хочется с особой точки зрения проанализировать действия арбитра, которым придаю 
большое значение. Вот эпизод с майкой Эдмилсона, вывернутой наизнанку.
     Итак, мы в разгаре финальной игры на Кубок Мира. И я замечаю, что на 
бразильском футболисте порванная майка, и прошу его поменять ее. На краю поля 
ему передают другую майку и забирают порванную; и в тот момент я вдруг вижу 
какието странные манипуляции игрока руками при попытке надеть майку, они вроде 
как запутались в борьбе с майкой. Одна попытка надеть ее, другая; ничего не 
получается, даже несмотря на помощь некоторых товарищей по команде. Но вот, 
наконец, из ворота появляется торжествующая голова. Облегченный вздох публики 
«Ох!», переходящий в общий смех: майка надета, но наизнанку. Какойто момент 
неопределенности, и вот уже игрок одет правильно. С трибун раздались 
великодушные аплодисменты, подчеркивающие торжество игрока, как если бы он 
забил красивый гол. Матч возобновился. Я рассказал об этом моменте не только,