|
это была худшая немецкая команда, когда-либо выходившая на поле. Возможно,
отсюда как бы вытекало, что нам не придется особо стараться, чтобы обыграть их
и во второй раз. В общем, несмотря на то, что случилось этим летом на
«Евро-2000», ожидания все равно оставались высокими. У того октябрьского дня
имелась еще одна особенность, поскольку то была последняя игра, которую нам
предстояло провести на «Уэмбли», прежде чем этот славный стадион снесут.
А ведь если оглянуться на историю этого спортивного сооружения, то
обнаруживаешь, что с ним связанно очень многое, особенно самый лучший его день,
имевший место в 1966 году. Разумеется, и сегодня «Уэмбли» был забит до отказа,
и когда мы вышли разминаться, у всех было такое чувство, что здесь ожидается
грандиозный пикник, а вовсе не отборочный матч чемпионата мира. А на самом деле
игра сложилась ужасно — пожалуй, более огорчительно, чем любая, в которой мне
когда-либо доводилось играть. Германия забила ранний гол, когда мяч со
штрафного удара, пробитого Дитмаром Хаманном, проскользнул мимо Дэйва Симэна. А
затем немцы только и делали, что сидели в обороне, старались подольше держать
мяч и «закупорить» игру, перекрыв все подступы к своей штрафной. Фактор своего
поля для нас не сработал, и по правде говоря, мы никак не могли создать какого
либо наступательного порыва. Соперники постоянно держали позади много игроков и,
пожалуй, у них было больше шансов забить нам второй гол после быстрого прорыва,
чему нас, чтобы сравнять счет. Не за долго до конца я получил сильный удар по
колену и пришлось замениться.
Я ушел с поля и сидел на скамейке, укрываясь от презрительных взглядов.
Финальный свисток и счет на табло, свидетельствовавшие о нашем поражении 0:2. И
что услыхал старый «Уэмбли» от английских болельщиков, это было их дружное
шиканье, когда мы, понурившись, покидали последнюю игру на «Уэмбли» — да еще
проигрыш Германии — вот уж, действительно, одно из худших потрясений,
выпадавших на мою долю в футбольной карьере. Я плелся вдоль боковой линии по
направлению к раздевалке — всего в нескольких шагах позади Кевина Кигана — и
потому отчетливо слышал оскорбления болельщиков, прорвавшихся на беговую
дорожку, чтобы получше нас обсвистать. Правда, гадости, которые они выкрикивали
в адрес игроков, не носили личного характера. Они орали Кевину, что думают о
нем как о старшем тренере сборной Англии: всяческое низкопробное,
позаимствованное с последних страниц бульварных издании, утверждавших, что у
того нет ни малейшего понятия об игре. А разве можно сказать более резкое и
оскорбительное человеку который был лучше каждого, и всех, кому можно было
вручить бразды правления после ухода Гленна Ходдла в отставку.
Меня удивило заявление, которое прозвучало через пару минут, когда мы
спустились в раздевалку, но поскольку я слишком хорошо слышал, что говорили ему
эти горе-болельщики, мне сразу стало понятно, почему Кевин столь быстро решил,
каким образом ему следует поступить. Несложно было понять, почему он после
такого потока грязи спросил себя, стоит ли овчинка выделки, и без труда ответил
на этот вопрос. Но, тем не менее, то, что произошло через час после завершения
встречи с Германией, стало для всех сборников шоком. Мы даже не начали
переодеваться. Большинство из нас ограничились лишь тем, что немного утолили
жажду. Кевин вошел и встал посреди помещения. Затем он сказал, что расстается с
нами:
— Я должен быть честным с вами. И честным перед собой. Я занимался этим делом
столько, сколько мог. Теперь я прекращаю. Вас всех ждут хорошие времена. Вы —
отличные игроки.
Я знаю, что это было с его стороны мгновенное и чисто импульсивное решение,
поскольку даже его помощник Артур Кокс, который знал Кевина лучше, чем любой из
нас, не ожидал такого поворота событий.
Он был первым, кто заговорил:
— Нет, Кевин, нет. Не делай этого.
Помню и свою реакцию:
— Кевин, мы хотим видеть именно тебя старшим тренером английской сборной.
Все и без того разваливалось, а теперь мы еще вдобавок теряли Кевина Кигана.
Лично я не чувствовал за собой никакой вины в случившемся. Я не сказал ни
единого плохого слова об одном из лучших старших тренеров, с которыми мне
когда-либо доводилось работать. Кевин, на мой взгляд, сам знал, как он должен
поступить, и принял свое решение совершенно самостоятельно. Он сказал нам, что
собирается уходить. Затем он сообщил то же самое Адаму Крозьеру, главе
английской федерации футбола. А потом — и прессе. Каким же необычным оказалось
завершение его эпохи в сборной! Все то значительное, что происходило на
«Уэмбли», и все те хорошие времена, которые мы пережили рядом с Кевином,
закончились беспрерывным дождем, лившим в тот день, обозленными и расстроенными
болельщиками, а также необходимостью искать для команды Англии очередного
нового тренера. Когда я оглядываюсь назад, вспоминая тот злополучный день, мне
приходит в голову такая мысль: «Почему мы тогда не передумали и не провели на
этом стадионе еще одну встречу? Почему не сумели дать «Уэмбли» еще один шанс
расстаться с публикой так, как он того заслуживал?»
А ведь потом, в связи с задержками в возведении нового национального стадиона,
оказалось, что именно так нам, пожалуй, и следовало сделать. Но этого уже не
вернуть. И остается, увы, только надеяться, что наш проигрыш Германии окажется
не единственной памятью об «Уэмбли», которая сохранится у людей. Гораздо
справедливее было бы запомнить многочисленные напряженные финалы кубка
федерации, матчи «Евро 96» или выигрыш чемпионата мира в 1966 году. Конечно,
рассуждая с чисто футбольной точки зрения, если бы нам сказали перед той игрой
в октябре 2000 года, что сегодня мы продуем команде Германии, но зато потом
сумеем ее разбить, да еще в таком стиле, как нам это удалось в Мюнхене
|
|