Макклареном и Гэри Невиллом, чтобы уладить это дело. Эта встреча проходила вне 
общественного внимания, и данное обстоятельство, как я уверен, только помогло 
расставить все на свои места. После того как каждый высказался, отец-командир 
подвел итог разговора:
— А теперь давайте все это забудем. И давайте-ка продолжим наше общее дело, 
ладно?
Я испытал огромное облегчение. Шеф был совершенно не тем человеком, с которым я 
хотел качать права. И не только потому, что он становился страшным, когда 
выходил из себя, равно как и не потому, что размолвка с ним могла бы означать 
для меня пропуск игр. Если говорить о моей футбольной карьере, то именно наш 
отец-командир был тем, кто сделал для меня все возможное: с первого дня моего 
пребывания в «Манчестер Юнайтед» он заменил мне отца в том месте, которое стало 
для меня второй семьей. «Олд Траффорд» был к этому моменту моим домом в течение 
почти такого же времени, как до этого родительский дом, где я жил с мамой и 
папой. И сколько бы шеф на меня ни сердился или как бы я сам ни обижался на 
отношение ко мне, я неизменно понимал, что все его действия диктуются желанием 
приложить все усилия для блага «Юнайтед». И я всегда знал и помнил, сколько он 
сделал для меня лично как футболиста и человека с тех пор, когда я еще 
мальчиком пришел на «Олд Траффорд». Возможно, как раз понимание всей важности 
наших взаимоотношений и стало причиной того, почему у меня произошел столь 
сильный перегрев эмоций.
Во второй половине того же дня, после тренировки, и делал покупки в универсаме 
«Траффорд Центр». Когда я выходил оттуда, мне позвонили — это был шеф:
— Где ты, черт подери?
— Что-что?
— Где ты, говорю, черт подери?
— В своей машине.
— Не ври мне. Ты ведь в Барселоне, верно? Я едва не рассмеялся вслух:
— Да я же в своей машине. Как раз отъезжаю от «Траффорд Центра».
Но отец-командир не внимал моим словам:
— Мой приятель видел тебя в барселонском аэропорту.
Что я тут мог сказать? Я описал ему автостоянку в «Траффорд Центре», рассказал, 
в каких отделах побывал. Последовала длинная пауза: — Хорошо. До свидания.
Позже я узнал, что за пять минут до того, как связаться со мной, шеф звонил 
Гэри, чтобы узнать, где я нахожусь, и рассказать, какие слухи до него дошли. 
После всего того, о чем мы говорили на встрече, состоявшейся чуть раньше, в то 
же утро, Гэри только и оставалось положить телефон и подумать про себя: «Дэйв, 
после всего, что произошло, прошу тебя, пожалуйста, не будь в Испании».
Такими вот немыслимыми, почти сверхъестественными, оказались в этом сюжете 
ядовитые стрелы клеветы. Я не мог поверить в нашу только что состоявшуюся 
телефонную беседу с шефом. Да, он знает кучу людей по всему Манчестеру и знает 
все, что касается его игроков. Все, кому не лень, постоянно рассказывают ему 
массу вещей и непременно утверждают, будто они сами это видели или слышали. Вот 
кто-то из них только что и ляпнул ему, как я выходил из самолета в Барселоне. 
Проблема с такими историями состоит в том, что в действительности они не могут 
не заводить шефа, причем независимо от того, верны они или нет. А это никак не 
помогает ни мне, ни кому бы то ни было еще, кого касаются подобные выдумки. Не 
думаю, что с чисто профессиональной точки зрения я мог бы устроить свою жизнь 
лучше: ведь я всегда следил за собой, проявлял осторожность в таких вещах, как 
выпивка или слишком позднее возвращение домой, и прочее. Когда я езжу в Лондон, 
чтобы повидаться со своей семьей и друзьями, то никогда не допускаю, чтобы 
такие вояжи мешали моей работе. Если игра назначена на субботу, то вечер среды 
— крайний срок, когда я могу себе позволить вернуться в Манчестер. Тем не менее,
 слухи, приведшие к той распре, которая, как я надеялся, подошла к концу, 
убедили отца-командира, будто я чуть ли не через день разъезжаю туда-сюда по 
автостраде Манчестер-Лондон. Он не обозлился на меня просто так или 
исключительно из-за моих поездок — в этом я не сомневался, — но только по 
причине его искренней убежденности в том, что жизнь, которую я веду вне футбола,
 мешала достижению успеха там, где это действительно имело значение, мешала 
одерживать победы в играх за «Юнайтед». И никакие слова в свое оправдание не 
могли убедить его в собственной неправоте. Потому единственное, что я мог 
сделать для восстановления прежних отношений, это играть, и играть хорошо.
Тем временем мы были на подъеме. Клубный чемпионат мира оказался полезным 
перерывом, позволившим нам передохнуть от напряженных выступлений в 
премьер-лиге, и, как мне кажется, мы возвратились из Бразилии, чувствуя себя 
действительно сильными. После встречи в Лидсе я вернул себе место в команда, и 
в период между этой игрой и концом сезона мы в лиге свели только два матча 
вничью и выиграли все остальные. В итоге мы с большим запасом финишировали в 
ранге чемпионов, опередив на восемнадцать очков «Арсенал», и такой разрыв в 
верхней части таблицы красноречиво говорил обо всем. За год мы проиграли только 
три встречи, и никто не был в состоянии с нами конкурировать. Разумеется, визит 
в Бразилию заранее подразумевал, что мы не сможем защитить Кубок федерации. Но, 
как потом оказалось, самое большое разочарование этого сезона состояло и 
другом: мы не защитили и свой титул в лиге чемпионов. Наш опыт в европейских 
турнирах свидетельствовал, что мы научились преодолевать групповую стадию, даже 
если проигрывали какой-нибудь матч или не показывали лучшую игру. Однако, как 
только мы выходили в ту стадию, где поражение означало нокаут, все менялось: 
там надо было играть в настоящий кубковый футбол и обязательно выигрывать, 
причем не у середнячков, а у некоторых лучших команд. Так, в четвертьфинале 
кубка чемпионов 2000 года мы по жребию вытянули в качестве противника