отца-командира по отношению к своим игрокам — главная причина, почему они 
питают к нему огромное уважение как к человеку и абсолютно верят в него как в 
старшего тренера. Одной из основных причин, по которой я остановил свой выбор 
на «Юнайтед», было его отношение к юным и подающим надежды претендентам на 
попадание в команду: шеф вызывал в тебе такое чувство, будто ты приходишь в 
семью, а не просто в футбольный клуб. И во всех испытаниях, в горькую и сладкую 
пору, независимо от любых разногласий или конфронтации между нами мы на «Олд 
Траффорде» всегда ощущали локоть друг друга. И причина тому — наш отец-командир.
 Сознание того, что он действенно поддерживает меня, очень помогало мне 
прорваться и выжить в то лето 1998 года и в начале следующего сезона.
Пока я был в Америке с Викторией, у меня была возможность просматривать часть 
английской прессы и следить за тем, как она освещает события, имевшие место в 
Сент-Этьенне. Возможно, я поступил бы правильнее, послушавшись тех, кто 
советовал мне не делать этого. Даже на расстоянии тысяч миль некоторые из 
заголовков вроде «ДЕСЯТОК ГЕРОИЧЕСКИХ ЛЬВОВ, ОДИН ГЛУПЫЙ МАЛЬЧИШКА» больно 
ранили меня. Я и без того понимал, что натворил, но в то же время мне казалось, 
что реакция средств массовой информации была явно чрезмерной и перехлестывала 
все разумные пределы: в конце концов, ведь за всем этим стоял всего-навсего 
футбольный матч. Да, очень важный футбольный матч. Но разве это оправдывало то, 
каким образом трактовали меня газеты, как они относились ко мне? Я ожидал 
встретить нападки и отрицательную реакцию, но был потрясен и шокирован их 
интенсивностью. Я понимал разочарование Англии, выбывшей из борьбы за Кубок 
мира, но кое-какие из материалов — особенно наутро после игры с Аргентиной — 
напоминали бикфордов шнур, призванный поджечь и взорвать часть наших граждан. 
Для них ненависть казалась естественной и заразительной.
Как вы понимаете, я был далеко, по другую сторону Атлантики, но это не 
остановило отдельных лиц от оказания давления на совершенно непричастных людей. 
Из бесед с родителями по телефону я узнал, что к тому времени, когда они 
вернулись в Лондон из Сент-Этьенна, возле их дома разбили лагерь уже больше 
тридцати человек. Моих родителей задергали телефонными звонками, и каждый раз, 
когда они открывали парадную дверь, репортеры совали свои камеры прямо им в 
лицо. Пишущая братия даже поставила для себя на тротуаре стол и стулья, чтобы 
при случае выпить кофейку. Они торчали там все время, пока я был с Викторией в 
Штатах. Я-то сам уже начал привыкать к такого рода вниманию, когда оно 
проявлялось к моим отношениям с Викторией, но для родителей оно было чем-то 
абсолютно новым. Для них обоих это стало самым настоящим испытанием, и притом 
серьезным, но благодаря поддержке, которую они оказывали друг другу, у них 
хватило сил пережить его. Даже теперь они не рассказали мне и половины того, 
что кипело вокруг них в те первые несколько дней после матча с Аргентиной. 
Возможно, они не хотят, чтобы я это знал. Возможно и другое: они не хотят 
больше думать о том и снова вспоминать те ужасные для них события. И невзирая 
на все, чего мне удалось добиться с тех пор и через что довелось пройти, 
кое-какие обрывки сюжетов из масс-медиа тех времен все еще часто преследуют 
меня. Закрою глаза и вижу свое лицо в качестве мишени для игры в дартс или 
чучело, свисающее с фонарного столба, отвратительные, явно инсценированные 
интервью с болельщиками:
— Бекхэм — это позор для нашей страны. Он никогда не должен больше играть за 
сборную Англии.
Многое из того, что было тогда сказано и написано обо мне, появилось на первых 
полосах газет или в разделах новостей и исходило не от авторов, 
специализирующихся на футболе, хотя парочка из них тоже проявили изрядную 
мстительность. У меня все их тексты собраны и подшиты. Это вовсе не черный 
список или что-нибудь в таком роде, но уж коль ты собираешь разные материалы о 
себе, то должен собирать все. Дом моих родителей всегда был полон газетных 
вырезок, ожидавших, когда их вклеят в альбомы. Мы собирали их еще с тех времен, 
когда я был мальчиком. После 1998 года нашлось несколько человек, которые 
выступили публично и заявили, что они сожалеют о своем участии в разгоревшейся 
тогда свистопляске.
Редактор «Миррор» Пирс Морган, газета которого придумала ход с мишенью для игры 
в дартс, был достаточно честен, чтобы признать: «Да, мои люди зашли слишком 
далеко». Я помню другие публикации, которые сильно травмировали меня в тот 
период, и остается только надеяться, что журналисты, которые их написали, 
поступят так же, как Пирс. Теперь я иногда чувствую себя немного странно, 
выступая на пресс-конференциях в качестве капитана сборной Англии. У меня, 
думаю, сложились вполне приличные отношения с теми, кто освещает деятельность 
национальной сборной, и я горжусь возможностью выступать там и говорить с 
представителями прессы, радио и телевидения от имени своих товарищей по команде.
 Многие из этих журналистов крутились в том же бизнесе и пять лет назад, в то 
трудное для меня лето, и я уверен, что они не хуже меня помнят, какие баталии 
разыгрывались в то время между СМИ и мною. После возвращения в Англию я в 
течение года или около того полностью уклонялся от всяких разговоров с прессой, 
в том числе электронной. И это был не только способ отомстить кому-то за то, 
что говорилось и писалось обо мне. Я знал, что нахожусь под постоянным 
наблюдением, причем таким пристальным, как никогда прежде, и мне не хотелось 
очутиться в ситуации, где я мог бы ляпнуть нечто такое, о чем буду позже 
сожалеть.
Еще перед тем как выйти из самолета после пребывания в Штатах, я получил 
собственное представление о том, через какие испытания пришлось пройти моей 
семье за то время, пока я был за океаном. На обратном пути в Лондон главный 
стюард за час до приземления и «Хитроу» подошел ко мне: