а просто купался в таком ощущении счастья, которого не испытывал уже много 
месяцев. И мне хотелось поговорить об игре. О моих голах. О зрителях. О Роналдо 
и остальных парнях из Мадрида. Весь вечер на моем лице блуждала широкая улыбка. 
Я то и дело названивал Виктории, которая была далеко — работала в Штатах. Я 
рассказал ей обо всем, что произошло, еще при первом своем звонке. Но все равно 
продолжал трезвонить, чтобы повторить то же самое снова и снова. Я скучал по 
ней. Из «Мальмэзона» я отправился в «Лоури» допивать с Дэйвом Гарднером. Потом 
мы вдвоем прошатались по городу весь вечер — так нам было надо. Самое 
невероятное предзнаменование случилось, однако, позднее, когда я уже собирался 
уезжать домой. Где-то наполовину я действовал на автопилоте — но не от 
спиртного. И тут ко мне подошел один испанский парень, болельщик «Реала». Он не 
больно-то говорил по-английски, и в основном мы обходились поднятыми кверху 
большими пальцами и словами «хорошая игра». Потом он попросил у меня автограф — 
на его футболке — и повернулся ко мне спиной, чтобы я расписался. У него был 
номер 7, футболка Рауля.
Когда я вернулся домой на Олдерли-Эдж, все кругом было тихо. Мама незадолго до 
моего прихода отправила мальчиков в постель. Я было сунул голову к ним в дверь, 
но решил не будить сынишек и отложить рассказ о потрясающем вечере их папы на 
завтра. Я все еще кипел, о сне не могло быть и речи. Приготовил себе миску 
лапши и налил изрядный, в целую пинту, бокал воды со льдом. Потом врубил 
телевизор — «Манчестер Юнайтед» против мадридского «Реала». Я не записал этого 
на пленку. Когда восемь часов назад я уезжал домой, в голове у меня крутились 
совсем другие мысли. Это было второй показ всей встречи. Я хлебал свою лапшу и 
весь ушел в игру. Хет-трик. Штрафной удар и замедленный показ моего второго 
гола. Тот штрафной, который я промазал, — и снова злость на самого себя, когда 
смотрел это в повторе. Но затем камера сменила план и показала реакцию 
отца-командира, от которой моя кровь похолодела. Сначала он вытягивал шею, 
наблюдая за ударом. Потом отвернулся — после того, как мяч просвистел над 
перекладиной. И, наконец, когда шеф оглянулся, его лицо сказало мне все, что я 
должен был знать. Я увидел его гнев, его разочарование — и все случившееся 
выглядело ошибкой Бекхэма. Он отреагировал так, словно я только что стал 
причиной нашего поражения. Словно в этот момент именно я своим ударом только 
что отрубил нам дорогу в лигу чемпионов. Пожалуй, любой, кто просматривал эти 
кадры, видел в них то же, что и я.
Но мне надо был пережить эти шесть месяцев, чтобы действительно понять то, что 
теперь казалось для меня очевидным: «Тут все кончено. Он хочет убрать меня».
Это окончательно дошло до меня, пока я сидел перед телеэкраном, на котором 
мелькали последние несколько минут игры. Отец-командир наелся мною досыта. Я 
вырос и повзрослел как личность, а ему, похоже, не нравилось, каким я стал. Я 
уже и без того знал об этом, где-то глубоко внутри. Но теперь все выглядело так,
 что я ему надоел и как футболист тоже. Во всяком случае, как футболист, одетый 
в форму «Юнайтед». Его лицо в те несколько секунд после того, как я промахнулся 
при выполнении второго штрафного удара, вызвало у меня такое чувство, будто 
передо мною только что захлопнулась дверь. Я носился по полю весь вечер. Я 
искренне верил тому, что мои действия во время игры снова восстановят доверие 
ко мне. Ничего подобного. Если в отношении меня какие-нибудь решения зависели 
от шефа, — а дело, конечно же, обстояло именно так, — то я был твердо уверен, 
что мне пришел конец.
В премьер-лиге у нас до завершения сезона оставалось три встречи — три встречи, 
в которых нам требовалась победа, чтобы гарантировать «Манчестер Юнайтед» 
возвращение чемпионского звания. Я провел на поле каждую минуту трех этих игр — 
в гостях против «Шпор», дома с «Чарльтоном» и опять на выезде, с «Эвертоном». 
Слухи, которые касались моего перехода на «Бернабеу», продолжали циркулировать. 
Отец-командир как-то сказал, что, по его мнению, они исчезнут, как только 
останется позади пара четвертьфинальных матчей с «Реалом». Но слухи его не 
послушались. Так уж оно бывает с некоторыми историями: после того, как они 
раскочегарятся и хорошенько разведут пары, у них начинается своя жизнь. Мы 
победили «Тоттенхэм» 2:0, а в интервале между этим и следующим матчем в нашей 
прессе приводились цитаты из испанских газет, сообщавших, что «Реал» и не 
собирался покупать меня: «Никогда. Никогда. Никогда».
На следующий день все говорили, что это «нет» очевидным образом означает «да». 
Разве «Реал» год назад так же настойчиво не утверждал, будто не собирается 
приобретать Роналдо? Не буду притворяться: внимание, которое я, как 
предполагалось, вызывал у «Реала» и у других клубов, позволяло мне лучше думать 
о себе. Появление в печати материалов о специалистах, которые где-то, возможно, 
хотят видеть меня в своих командах, утешало и ободряло меня в тот период, когда,
 по всем признакам, «Юнайтед» этого не хотел. Но все же все эти предположения, 
спекуляции и сплетни мешали. Я собирался продолжать выступления в играх. Уверен,
 что шефа тоже не очень-то радовали все эти отвлекающие обстоятельства. 
Возможно, именно поэтому я чувствовал себя вроде бы вовлеченным во все это, но 
сам пребывал где-то далеко, в моей собственной, сугубо личной Арктике, где душа 
моя заледенела. Настроение — по крайней мере, у меня — перед встречей с 
«Чарльтоном» было весьма нехорошим, причем во всех смыслах.
Я забил первый гол в матче, который мы должны были выиграть, чтобы удержать 
«Арсенал» позади себя. После моего удара произошел рикошет, точнее, довольно 
сильное отклонение траектории, и мяч влетел в ворота под странным углом. Моя 
реакция тоже не была очевидной. В моей голове звучал один и тот же вопрос: 
неужто это моя последняя игра на «Олд Траффорде» в составе «Юнайтед»? Многие 
спрашивали у меня на этой неделе о том же. Когда после гола я крутнулся волчком 
и помчался по направлению к болельщикам, расположившимся на уорвикской трибуне,