безразличного, ледяного отношения к себе я решил, что должен выяснить, что, 
собственно, происходит. В прошлом любая встреча с шефом пугала меня, едва 
только я начинал думать о ней. Совершенно автоматически я сразу становился 
перед ним навытяжку, и прежде, чем успевал вымолвить хоть слово, моя нижняя 
губа уже начинала дрожать. Я всегда был упрямцем, но теперь стал старше и более 
зрелым. И что самое важное, ощутил гораздо больше уверенности в себе. За это 
мне следует поблагодарить свою жену, которая верит в меня. Итак, я узнал у 
отца-командира, могу ли увидеться с ним, и затем спросил у него напрямую:
— Есть проблемы? У вас возникла какая-то проблема со мной?
У него действительно была проблема, причем большая. Конкретнее, в его глазах 
она заключалась в том, что вместо немедленного отъезда прямо в отпуск я 
отправился с остальными игроками сборной Англии в Букингемский дворец. Он 
считал, что я скорее при шел бы в норму, если бы не ожидал этого визита 
несколько дней перед вылетом на Барбадос. Я попробовал изложить свои 
соображения. Насколько я понял наших докторов, человек не в состоянии сделать 
ничего такого, что ускорило бы выздоровление после сломанного ребра, — надо 
отдыхать четыре недели, и все тут. Что же касается посещения Букингемского 
дворца, то и здесь я попробовал объясниться:
— Я ведь капитан сборной Англии. Даже не говоря о том, что я и сам с гордостью 
воспринял приглашение явиться на встречу с королевой, газеты смешали бы меня с 
грязью, если бы я на ней отсутствовал. Во дворец прибыла вся команда, ездившая 
на мировой чемпионат, в полном составе. Я тоже считал себя обязанным быть там. 
Эшли Коул получил от прессы нагоняй по первое число, поскольку явился в такое 
место в тренировочных брюках. Тогда что бы поднялось, если бы я вообще не 
пришел?
Фразу, которую отец-командир сказал после этого, я не забуду никогда:
— Когда я увидел тебя там, у меня возникло сомнение в твоей лояльности по 
отношению к «Манчестер Юнайтед».
Эти слова обожгли меня. Честно говоря, я не мог поверить услышанному. Как ни 
крути, меня связывали с этим клубом тринадцать лет жизни.
— Я люблю «Юнайтед». И хочу здесь быть. Но если вы не испытываете желания, 
чтобы я тут оставался, то должны сказать мне об этом, — сказал я.
Шеф ничего не ответил. Я вышел. И в последующие дни все выглядело так, словно 
этой беседы вообще никогда не было. Но на тренировках у меня не исчезало 
чувство, словно я попал в полосу самой жесткой критики, причем независимо от 
любых моих действий и без какой-либо реальной причины. Наш отец-командир 
никогда не боялся коренных перемен в составе «Юнайтед». В конце концов, я 
получил свой шанс выступать в первой команде только потому, что он продал 
Андрея Канчельскиса.
Теперь у меня самого начинало возникать такое чувство, словно уже я оказался 
тем, кого готовят на вылет, намереваются сделать отрезанным ломтем. Все мы 
привыкли получать накачки от отца-командира — в течение многих лет это был у 
него чуть ли не единственный способ добиться от своих игроков максимальной 
отдачи. Но на сей раз дело выглядело совсем иначе. Тут с его стороны имел место 
личный выпад, причем оскорбительный. И хоть я старался, как мог, вести себя 
таким образом, будто ничего не случилось, эта ситуация меня доставала. Спросите 
Викторию. У нее и без того имелась куча собственных забот с Ромео, который был 
тогда совсем маленьким. И тем сильнее ее раздражало то обстоятельство, что я 
все время огорчался и ходил, как в воду опущенный. Разве это была ее ошибка, ее 
вина? Но именно она оказалась той, в чьи уши страдающий муж день за днем вливал 
все свои неприятности.
Упомянутая встреча с отцом-командиром ничего не решила. Даже после того как я 
полностью вернулся в строй и снова играл в команде, впечатление складывалось 
такое, что, на его взгляд, нет такой вещи, которую я мог бы сделать правильно. 
На тренировочном поле я получал гораздо больше втыков, чем составляла 
причитающаяся мне справедливая доля, а за пределами футбольного газона меня не 
покидало такое чувство, что любой мелочи или ошибки достаточно, чтобы ввергнуть 
меня в еще большие неприятности. Перед Рождеством все наши игроки посещали 
местные больницы, раздавая подарки детям. В прошлые годы я занимался этим делом 
самостоятельно, то есть с командой, и лишь однажды вместе с Викторией 
отправился в совсем другое медицинское учреждение — онкологическую больницу 
«Кристи» в Манчестере. На сей раз я совершил ошибку, спросив, не сможем ли мы 
снова поступить так же. Шеф усмотрел в этом пренебрежительное отношение к 
остальной команде, желание выделиться и стремление лучше выглядеть в глазах 
других (все это не имело ничего общего с истиной), после чего отвел меня в 
сторонку, чтобы влепить мне по первое число и изложить свое мнение по данному 
вопросу. Потом началась очередная эпопея. В день нашего матча против «Челси» на 
«Олд Траффорде» в рамках кубка лиги, Бруклин должен был впервые выступить в 
своем детском садике в рождественской инсценировке евангельского сюжета. Мы 
потренировались утром и должны были собраться в час дня, чтобы готовиться к 
игре. Я спросил у шефа, можно ли прибыть на несколько минут позже — постановка 
начиналась ровно в полдень и продолжалась около часа. Возможно, мне следовало 
самому догадаться, что тут даже спрашивать не о чем. Если бы у меня был другой 
характер, то, не задавая никаких вопросов, я спокойно и молча пошел бы в садик, 
а затем объявил виновными в своем пятнадцатиминутном опоздании на работу 
исключительно автомобильные пробки. Но я ведь не единственный папа в мире, 
который рвался поприсутствовать в детском саду своего сына на подобной премьере,
 и потому надеялся, что шеф меня поймет. В худшем случае, подумалось мне, он 
просто скажет «нет» — мол, у нас ответственная встреча, и он не хочет, чтобы я 
шел туда и отвлекался. Но он с ходу впал в ярость: