анкеты, распространенной среди пятисот ведущих спортсменов мира. Оказалось, 
шестьдесят процентов из них считают, что имеют право на анаболики по принципу 
«мое тело – как хочу, так и поступаю». Может быть, это было бы и так. Но если я 
как атлет нахожу новый, гораздо более сильный препарат, которым не обладает 
соперник, то я сразу оказываюсь сильнее. Уже побеждает не природно сильный, а 
более изощренный в «химии» атлет. Вот как заявил об этом мой хороший знакомый 
(не буду называть его) – великий знаток спорта: «В тяжелой атлетике выигрывает 
не сильный, а тот, кто больше поднимает». Сказано предельно точно. Поднимает 
больше тот, кто владеет совершенной фармакологией (не только анаболиками) во 
всем ее многообразии. Где в таком случае справедливость?
     Но этому препятствуют не только международные корпорации с доходами в 
сотни миллионов долларов, но и сами спортсмены, их тренеры, которые неплохо 
зарабатывают на победах. Зарабатывают и люди, покрывающие эти «темные» дела. 
Словом, целый легион людей, порой очень почтенных и титулованных. Настоящий 
бизнес на здоровье и жизнях. Круг замыкается – порочный круг. Инстинкт наживы 
оказывается сильнее всего: и здоровья, и морали, в том числе и справедливости.
     – Юрий Петрович, но насколько мне известно, борьба с допингом велась 
задолго до того, как вы и ваши единомышленники во многих странах мира решили 
идти в наступление.
     – Это правда. Но мы в первую очередь боремся с методом, системой. 
Недостаточно наложить санкции, отстранить нарушителей от участия в 
соревнованиях. Надо предупреждать, информировать, воспитывать. Смешно сажать в 
тюрьму спортсменов, применяющих допинг, хотя кое-кого из них можно считать 
наркоманами. Точно так же было бы иллюзией считать, что отстранение на два года 
от участия в соревнованиях может совершенно разубедить спортсменов применять 
допинг. После окончания срока санкций большинство нарушителей берется за свое.
     Надо отдавать себе отчет и в том, что наука все время выдает новые 
препараты, и без сомнения, на смену допингам этого поколения придут новые, 
скорее всего даже принципиально новые, куда более мощные в смысле извлечения 
предельной силы из человека. Организм окажется под прессом все возрастающего 
химического воздействия. Уже и сейчас спорт трудно называть спортом в том 
понимании, в котором мы его представляем или представляли, а уж этот грядущий 
спорт и подавно нельзя будет назвать достойным словом «спорт». Это все что 
хотите, только не спорт. Ибо спорт – это всегда соревнования более мужественных,
 более сильных, но природно сильных и мужественных (не с помощью препаратов), 
природно закаленных в турнирах и тренировках. Мы теряем спорт. На наших глазах 
происходит разрушение спорта.
     Таким образом, большой спорт из-за применения допинговых средств теряет 
свой природный смысл, не являясь больше примером физического совершенства и 
здоровья. Более того, допинговые средства, которые подпирают большой спорт, 
распространяясь, отравляют массовый спорт: физический, моральный урон от этого 
очевиден.
     – Тем не менее можно ли устанавливать сейчас мировые рекорды без всяких 
«укрепляющих» средств?
     – Трудно сказать. Но вот то, что контроль несерьезный, формальный – это 
ясно. (Нет, я убежден: мировой рекорд без помощи допингов не установить. Более 
того, без допингового подпирания, пожалуй, все нынешние результаты победителей 
и вообще результаты снизятся килограммов на пятнадцать – двадцать определенно.
)»
     
     В Афинах со мной произошел курьезный случай. Вгорячах после судилища я 
двинул к двери – толком ничего и не видел. В негодование привела та процедура – 
не процедура, а допрос с пристрастием и плохо скрываемой угрозой.
     Я поднадавил на дверь – не подается. Ничего не могу понять и давлю. И 
вдруг съезжает целая стена. Я просто растерялся. Шагаю, и в руках у меня добрая 
часть стены – какая-то фантасмагория.
     А эта стена была из толстого дерева и соединялась секциями. И выпер я 
такую секцию сразу на несколько сот килограммов.
     После все прояснилось. Господин президент Международной федерации Шодл 
(Австрия) и господин генеральный секретарь Аян (Венгрия) распорядились дверь 
запереть, дабы не проникли журналисты. Такого рода дела лучше проворачивать без 
свидетелей. А мне и в голову не могло прийти, что мы заперты.
     Как говорится, и смех, и грех.
     Через год на Олимпийских играх в Сеуле (1988) мои предупреждения о 
препаратах целиком подтвердились, да еще как! Нестандартная проба на допинги 
вывела из соревнований сразу целую команду, представители которой, кстати, и 
организовали это судилище в Афинах, уж очень я им мешал, ну кость в глотке.
     Недовольство моей борьбой против допингов ряда ответственных работников 
Госкомспорта фактически вынудило меня оставить должность председателя 
президиума Федерации тяжелой атлетики СССР.
     Как я убедился, что за границей, что у нас отношение к допингам, по 
существу, одно и то же.
     Я удовлетворен тем, что мои выступления в печати Советского Союза, по 
телевидению в Останкине, Западной Европе, ФРГ в Майнце, на многочисленных 
пресс-конференциях и особенно в Институте спорта (Кельн) всколыхнули 
общественное мнение, хотя мне доставили много неприятностей. Это в определенной 
мере сказалось на качестве допинг-контроля на Олимпийских играх в Сеуле.
     Сколько же раз, разматывая прошлое, приглядывался к разорванным нитям 
когда-то полнокровных живых связей. Нет, не жалел о прошлом – каким другим оно 
могло быть в те годы... Старался держать верный шаг – вот и весь я. Случалось,