Вступление
  Питательно только зерно; кто же станет сдирать шелуху для тебя и меня?
Если что-нибудь священно, то тело людей священно...
(Уолт Уитмен. Листья травы)
Люди становятся тупыми, когда перестают быть охваченными страстью.
(Гельвеций. Об уме)
Смутно помню довоенную Москву - всю в рельсах трамваев, еще тесную, булыжную и 
по всем окраинам деревянную, глухую заборами. А за окраинами - сосновые боры, 
луга. Я босиком бегал купаться на Москву-реку.

Москва военная - в памяти тросы аэростатов, синева прожекторов, рев сирен. В 
парках валили вековые деревья, разделывали и закатывали на щели. Эти глубокие 
щели выкапывали тут же, возле клумб, аллей, фонтанов. И, конечно, стекла - все 
в нахлестах бумажных полос. Весь огромный город в бумажных лентах, черный с 
первыми сумерками - ни огонька, лунно-призрачный.

Разве думал я мальчишкой, гоняя зимними вечерами консервную банку вместо мяча 
по ледяной мостовой, что настанет время и я буду пробовать в этом родном мне 
городе свою силу и свои первые мировые рекорды? Мы, голодные, одетые кто во что,
 забывали о консервной банке-мяче в мгновения победного салюта. Как неожиданно 
ярко расцветала затаенная ночью Москва под залпами ракет!..

Как же мы мечтали о силе, как завидовали сильным! Уже тогда я услышал имена 
Куценко, Амбарцумяна! Какие чудеса мне рассказывали об их силе!

Помню великое торжество Мира - всеобщее паломничество на Красную площадь. В 
день 9 мая, под утро которого было объявлено об окончании войны, с места 
тронулся весь люд: и дети, и старики, и взрослые - все шли к Красной площади. 
Помню скрещение прожекторов над Красной площадью и гул голосов, наверное, 
миллионов голосов... Я протиснулся с братом и мамой на Каменный мост. Сердце 
русского народа было распахнуто перед нами: Кремлевская и Москворецкая 
набережные, бастионно-строгая зубчатость стен Кремля, святой народной памятью 
собор Постника и Бармы, звонница Ивана Великого, черный глянец Москвы-реки, 
переливчатой огнями. Толпа кидала в воду монетки - каждый на счастье.

Я за братом закрутил с пальца и свою - она потерялась в дожде монеток. Каждый 
загадывал, ждал, желал счастья!

И лежит, лежит на дне Москвы-реки мой пятак. Хранит мое счастье.







Чемпионат первый (1959)
  
Глава 1.


Год моего первого выступления на чемпионате мира 1959-й.

После пяти лет и шести месяцев учения, в феврале 1959 года, я защитил диплом. В 
первые дни марта явился в Петровский дворец - штаб Военно-воздушной академии 
имени Жуковского, получил диплом и направление для "дальнейшего прохождения 
службы".

15 марта, в воскресенье, я выиграл международные соревнования на приз Москвы в 
тяжелом весе (буду вести речь лишь об атлетах этой весовой категории). Болгарин 
Иван Веселинов отстал от меня в сумме троеборья на 67,5 кг. В тот вечер Алексей 
Медведев отнял мировой рекорд в рывке у американца Дэвида Эшмэна.

Однако жить рекорду было суждено всего 37 дней.

22 апреля я выиграл звание чемпиона Вооруженных Сил в Ленинграде, выступив уже 
за Московский округ ПВО. Я установил два мировых рекорда - в рывке и толчковом 
упражнении. В сумме троеборья я набрал третий результат за всю историю тяжелой 
атлетики. К рекорду в рывке примеривался давно. Опробовал этот вес еще в 
декабре 1958 года на командном чемпионате СССР в Горьком. Понял: вес мой, запас 
есть. А вот знаменитый рекорд Эндерсона прихлопнул, можно сказать, в 
запальчивости.

15 августа я добился золотой медали чемпиона II Спартакиады народов СССР, то 
есть впервые стал чемпионом страны. На Спартакиаде забрал рекорд СССР в жиме. 
Прежде рекорд довольно долго принадлежал Евгению Новикову. Он и занял второе 
место, проиграв 37,5 кг в сумме троеборья. Ему тогда было 37 лет. На 2,5 кг в 
сумме троеборья от Новикова отстал бронзовый призер Спартакиады Сергей 
Ромасенко (455 кг).