|
следствие отдыха, сосредоточения энергии.
За сутки до выступления я подвергся ударному обкалыванию. Нарывы запрятались в
толщу мышц, багровость опять засмуглил загар. Нарывы зрели, я слышал, как
пульсируют в толще, но антибиотик их укротил... на время. На время, нужное для
соревнования. Жидкая боль, поразившая ногу до паха, блаженно растворилась,
одарив свободой движений. И горячка поостыла, особенно после новокаина - уже
перед самым помостом. Самые беспокойные нарывы залепили пластырями. Они заметны
на римских фотографиях.
Стеной находил тот день.
Жар, жара, затравленность одиночества. Кусок в горло не лезет. Я ступал по
кафельному полу, запирался. Не напрасно не сдал ключ, который истерично
потребовал от меня Громов - в знак недоверия. Я наотрез отказался: или сразу
отправляйте, или буду хозяином своей комнаты...
Я брал из сумки маленькие бутылки пива и складывал в раковину, пускал холодную
воду. Сидел, ждал четверть часа. Если не запираться - могут застукать с пивом,
тогда уж точно конец. Открывал пиво - бутылку за бутылкой - и выпивал. Теперь
можно идти есть. От жара и жары и горьких мыслей меня тошнило. После пива это
чувство исчезало. Теперь можно, преодолевая отвращение, напихиваться едой. Надо
напихиваться.
Из столовой нес сумку с фруктами, молоко. Жгуче грело солнце. Прихрамывал - от
нарывов тянущая боль, в паху - шишки лимфатических узлов.
Не развалиться под гнетом жары, жара и зла. Сохранить вес и силу.
У себя в комнате смотрел сквозь жалюзи на плывущий в зное город...
Глава 59.
Воробьев вспоминал: "В сопровождении почетного эскорта - четырех чемпионов Игр
- наш тяжеловес направляется в "Палаццетто делло спорт..." Разыгрываются
последние медали.
Вес у Юрия боевой - 123 кг, негр Брэдфорд самый тяжелый - 143, а второй
американец, Шемански, легче советского атлета. Команда толпится около Власова.
Атлет начинает готовиться к выходу на помост. Тщательно бинтует кисти рук,
колени. В прошлом у него были травмированы колени. Кроме того, если колени
забинтованы, легче вставать с весом, так как улучшается амортизационная отдача
мышц ног..." (Воробьев А. На трех Олимпиадах. Хельсинки. Мельбурн. Рим.
Свердловское книжное изд-во, 1963. С. 167-168)
Вес Брэдфорда был не 143, а 132,8 кг. Шемански весил 112,5 кг, я- 122,7 кг.
Бинты не могут помочь встать с весом. Это глупость.
Почетный эскорт? В "Палаццетто делло спорт" я пришел с Богдасаровым и
массажистом Л. Н. Смирновым, кстати, виновником нарывов. Он втер под кожу тальк.
Команда не толпилась возле меня. Бойкот сохранял силу. На всех чемпионатах,
кроме варшавского, я выступал в одном составе: тренер, массажист и я (кстати,
об этом писал и Куценко в отчете о варшавском чемпионате)-не из-за
пренебрежения к товарищам, а из-за ненужности и бесполезности толчеи. Неотлучно
дежурил врач с камфорой, но она понадобилась после соревнования не мне, а
Романову, сердцем пережившему ту ночь в "Палаццетто". Ему стало худо в
четвертом часу утра, сразу после моего последнего подхода.
"...Сумма троеборья изумительна - 537,5 кг. Сразу на 25 кг побит мировой рекорд
Андерсона. После взвешивания восторженные зрители на руках выносят русского
триумфатора со сцены. А любители сувениров, воспользовавшись случаем,
присваивают себе довольно потрепанные ботинки Власова. По-видимому,
впоследствии собиратель спортивных реликвий будет с гордостью показывать
ботинки, в которых Власов установил феноменальный рекорд и которые якобы
"преподнес" ему..."
Меня никак не прельщало красоваться на сцене и за кулисами в носках. Да и как
возвращаться в гостиницу? Не босым же... Эти ботинки некому "с гордостью
показывать". Они в музее спорта у Майера, в Амьене.
Спортивная литература принимает характер научного исследования. Она и без того
уже перенасыщена фальшивыми цифрами, фактами и отсебятиной, которые не делают
достоверной самые громкие титулы и звания. Наука начинается там, где факты
подтверждаются документами, показаниями очевидцев, но не переписыванием статей
из забытых журналов. Правда, такой труд требует работы в архивах с подлинными
документами, сличения документов. Словом, иного качества труда...
|
|