екает третий месяц со дня нашего свидания у Марии Владимировны, но у меня 
еще до сих пор стоят в ушах ваши слова: «Доверие прежде всего. Я отправляю вас 
в Казань не в ссылку, а на работу в местном штабе. Не бойтесь, что вы 
встретитесь с с.-р. и вам придется работать вместе с ними, – помните одно, что 
мы должны доверять друг другу, это прежде всего. Мы посылаем вас и с целью 
подсматривания или контроля, но будем рады иметь весточки от вас». И вот 
поэтому-то я обращаюсь уже в четвертый раз к вам, и только к вам одним. 
  Вы одни прочтите раньше это письмо, спросите о письме у Николая Сергеевича, 
спросите подателя сего и лишь потом делайте его достоянием всех. 
  Начну издалека. Вы говорили о доверии – вы! – за это время для меня стало 
почти ясным, что местным людям – Иосифу Александровичу и Калинину – доверять 
всего нельзя. 
  Немедленно по приезде Калинина и моем в Алатырь (на Страстной) нас встретил 
местный начальник боевой дружины П. С.-Р. [77] с Иосиф. Александр. Он передал, 
что из Москвы везут 23 милл., и у Виктора Ивановича немедленно созрел план о 
взятии их. Я и еще один были немедленно отправлены обратно, для разведки, 
причем мне было сказано: ни ползвука в Москве, особенно в организации, иначе у 
нас вырвут кусок из-под носа. Лишь в крайнем случае обращайтесь туда. Конечно, 
мы с ними поделимся и т. д. В первый раз я услыхал, что кто-то будет «вырывать 
у кого-то» и не давать, и здесь я в первый раз вспомнил ваши слова. Благодаря 
моему компаньону не только в организации, но, вероятно, половина Москвы знала о 
целях нашего приезда, но это неважно. 
  Утром Виктор Иванович отправил меня в распоряжение Иосифа Александровича. 
Тщетно я заикался о работе в организации. Мне говорили, что меня берут для 
других целей, что там и без того много людей, но ни одного из членов ее я не 
видал. Мне удалось войти в сношение с местной организацией Попова, [78] 
командира полка, и первое, что я услышал: «Берегитесь Винокурова». Дальше я 
осведомился об И. А. и Вик. Ив. Увы, совет – мы им не доверяем. Сам Иосиф 
Александрович, когда я ему намекнул, сказал: «Да, я это знаю, ведь когда В. Ив. 
был здесь комиссаром, то он много им насолил, его имя здесь одиозно» и т. д. 
Тут почти наладилось подчинение алексеевцев, но тут помешал какой-то штатский, 
впрочем, это безразлично, в любой момент поповцы будут у нас. 
  По делам контрразведки понадобилось, чтобы меня рекомендовал алексеевцам один 
местный полковник Вейтман, состоящий во главе одной из очень серьезных 
организаций, якобы начальник местного штаба. Мне было обещано свидание с ним, 
назначен час, но в последний момент последовал отказ: у Вейтмана была 
инструкция от В. Ив., согласно которой он не мог оказывать подобные содействия, 
так мне было объяснено; кстати, когда моего товарища хотел И. А. пристроить к 
Вейтману, то товарищу дали только понять, что ему не доверяют. Почему – 
неизвестно. Мне случайно удалось встретиться с одним из вейтманцев и услышать о 
весьма малом доверии к И. А. и Вик. Иванов. 
  Приехал Розанов. [79] Его все время изолировали от меня, говоря ему, что я 
недостоин доверия и т. д. Мне говорили о нем приблизительно то же самое. Сказав 
о цели его приезда (этого невозможно было скрыть), мы могли встретиться и 
переговорить, меня предупредили, чтобы я, боже меня сохрани, не передал это ни 
Попову, ни кому другому, но особенно Попову, и на мой немой вопрос была сказана 
целая нравоучительная речь с окончанием: такова инструкция В. Ив. Я все время 
старался держаться в стороне от Розанова и его товарища, подумывая вместе с 
тем: люди одного и того же, лагеря и… Что это значит? Молодежь… говорят сильно 
левые… Бог их знает… раз говорят о неверии, ясно, имеют основание. 
  Приехали командиры полков, случайно они попали ко мне. Тут я точно узнал, что 
Розанов из одной и той же организации, и услыхал, что ему обо мне говорят как о 
лице, не заслуживающем доверия, то же, что мне о нем. И я встал в тупик. Стали 
вспоминаться мелочи, отдельные угрозы, и стал вырисовываться облик И. Ал. 
  Это до этого у И. Ал. была возможность (по его словам) поставить людей в 
местный броневой отряд; предназначены были я и еще несколько алексеевцев, но 
потом дело было замято – видимо, этот отряд хотят всецело скрутить в руках П. С.
-Р. 
  У Розанова встал вопрос о размещении. Он доложил И. Ал. как обстоит это дело. 
Согласно инструкции из Москвы ему надлежало войти в связь с местными 
организациями, согласно не показываемой никому инструкции. В. Ив. ему в этом 
отказывает. Мне говорят: «Таких пешек нельзя вводить в организацию». Пешками 
называются и командиры полков, и все офицеры, и я боюсь, как бы в числе пешек 
не оказался и весь штаб. Об отъезде из Москвы, ссылаясь на чудную местную 
организацию, настаивал В. Ив. 
  Местный штаб… Мне вспоминаются и слова алексеевцев, и слова владимирцев, и, 
наконец, это непонятное, совершенное конспирирование штаба в ущерб делу и 
спешности, эта таинственность. «Штаб» – это какие-то невидимки. Да существует 
ли он? К чему тогда такие таинственности и это странное желание, чтобы 
Московский штаб оставался на месте?! 
  И потом обещают свести людей со штабом, говорят «завтра», и имеется 
телеграмма, по смыслу которой можно предполагать, что В. Ив. придет завтра; увы,
 он и не приехал, и переносится день встречи. Да не состоит ли этот штаб 
исключительно из И. Ал. и В. Ив., уж слишком он невидим. Много передумал я за 
эти дни. Вспоминал другое. Всего не передать, и, видя эту какую-то странную, 
чтобы не сказать больше, игру, я осмеливаюсь невольно нарушить ваш запрет и 
завет о «полном доверии» и сказать, что И. Ал. – лицо, которое сильно нуждается 
в вещественном подтверждении доверия к нему. Ему, видимо, понравилась роль 
Керенского, ему хочется власти, он все время говорит о будущей власти с.-р., мы 
для