решение командования они не окажут. 
 Возвратясь из штаба, подозвал к столу разведчиков и с заговорщицким видом 
открыл один футляр. 
 — Вот это да! — восхищенно оценили все. 
 Фиолетовый бархат отсвечивал матово. Бутылки — одна пузатая с длинным горлом, 
другая с длинным телом и короткой шеей, третья гнутая в талии, четвертая 
каким-то кубом — искрились. Их украшали этикетки с замысловатыми золотыми 
вензелями. 
 Разведчики развязали «сидора», полезли за кружками. 
 — Только по сто граммов, — предупредил Василий. 
 — Да больше, чем по сто, на весь взвод и не придется, — с деланным 
безразличием сказал Саша, хотя ему явно не терпелось отведать диковинных 
напитков. 
 — Французское, — определил Жук, разглядывая этикетку. 
 — Давайте один ящик командиру полка подарим. У него начальство бывает, пусть 
пофорсит, — предложил находчивый старшина. 
 — Я розумию так, шо нам же слава буде, — поддержал Шовкопляс и представил 
Караваева, который угощает начальство. — Чи не покуштуете, товарищ генерал, 
вина хранцузского, мои славни разведчики просто закидали меня разными трохфеями.
 
 — Решено, дарим один ящик командиру полка! — согласился Ромашкин. 
 Вино в одной бутылке оказалось густо-красным, в другой — черным, как тушь, в 
третьей — апельсиново-оранжевым, в четвертом — зеленым, будто весенняя травка. 
Разведчики опрокидывали кружки в рот, морщились. 
 — Очень сладкое, — сплюнул Голощапов. 
 — И градусов мало, — сожалеючи произнес Рогатин. Жук разъяснил: 
 — Кто же так пьет коллекционные вина? В каждом из них свой букет. Пить надо не 
торопясь, вдыхать аромат, смаковать вкус. 
 Шовкопляс ухмыльнулся: 
 — Щось меня цей букет не забирае. Добавлю-ка я нашенского букету. — Он 
отвинтил крышечку фляги, налил в кружку водки. Выпил. Крякнул, утирая рот 
рукавом, и блаженно улыбнулся: — О це букет! О це по-нашему! Аж пятки свербит! 
 Разведчики посмеялись и тоже запили «французское баловство» ста граммами. 
 Днем Ромашкин отнес второй ящичек Караваеву. Командир полка поблагодарил за 
подарок, полюбовался бутылками, но откупоривать не захотел, отдал Гулиеву. 
 — Спрячь и сбереги. Нагрянут какие-нибудь высокие гости — поднесем. — Потом 
испытующе взглянул на Ромашкина. — А может, сохраним до победы? Может, тогда 
вместе с тобой разопьем? 
 — Для такого случая мы и получше достанем, — уверенно пообещал Василий.




 Эхо Cталинграда 


 Василий сидел на берегу тихой речки, смотрел на юрких мальков в воде, слушал 
щебет лесных пичужек и на миг позавидовал им — даже не знают, что идет война. 
От рощи тянуло чистой прохладой, она отгоняла запах пригорелой каши, который 
шел от кухонь, врытых в берега лощины. Василий ушел сюда, чтобы выписать из 
«Словаря военного переводчика» незнакомые фразы и заучить их. Словарь дал ему 
капитан Люленков. Он владел немецким свободно. Ромашкин часто жалел, что в 
школе относился к немецкому легкомысленно. «Если бы запомнил слова, которые мы 
тогда учили, теперь понимал бы, о чем говорят немцы в своих траншеях, и мог 
поговорить с пленными». 
 Ромашкин упорно занимался. Кроме словаря, он читал подобранные немецкие газеты,
 пытался делать переводы. 
 Подошел капитан Морейко, начальник связи полка, стройный, гибкий, с аккуратным 
носиком и томным взором. Василию казалось, что Морейко стесняется своей 
красивой внешности и хочет выглядеть мужественным воякой. Поэтому он говорил 
развязно, часто матерился, но это выглядело так же неестественно, как выглядела 
бы вежливость у Куржакова. 
 — Привет, разведка! 
 — Салют связистам! 
 — Зубришь? 
 — Приходится. 
 — И не жалко? 
 — Чего? 
 — Времени! Убьют — все труды насмарку. Пошел бы лучше во второй эшелон — там, 
говорят, у начфина такая казначейша появилась, закачаешься! 
 Ромашкина неприятно кольнули слова о смерти, произнесенные с такой 
оскорбительной легкостью. Захотелось осадить этого лопуха в звании капитана, но 
Василий сдержался. 
 — Значит, не желаешь заняться женским полом? — жужжал Морейко. — Что же, учтем,
 займемся сами! А тебя начальник штаба вызывает. 
 Говорить с Морейко не хотелось, но, чтобы не молчать, спросил: 
 — Опять дежуришь? 
 — Судьба такая: начхим, начинж да я, грешный, — вечные дежурные по штабу. 
Слыхал, как я начхима Гоглидзе разыграл? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — 
Говорю ему вчера: Арсен, тебе, мол, заместителя ввели по штату. Бедный Гоглидзе