«Вон там между ними я и ползаю по ночам уже четвертый месяц», — подумал 
Василий, глядя на карту. 
 Майор не очень приветливо кивнул ему и начал разговор, сразу настороживший 
разведчика: 
 — Я, Ромашкин, тебя не ругаю и не упрекаю, пойми правильно. Противника знаем, 
воюем не вслепую. Но бывают обстоятельства, когда знать надо больше. 
 Василий согласно наклонил голову, а про себя решил: «Такое начало неспроста. 
Будет, наверно, лихое заданьице». 
 — Суди сам, — продолжал Караваев, — многое ли можно вызнать от фрица из первой 
траншеи? Он назовет номер своего полка, скажет, кто полком командует, когда сам 
прибыл сюда. А перспективы? Что немцы собираются делать? Где и какие у них 
резервы? Этого «язык» из первой траншеи не знает. Нам же сейчас требуются 
именно такие сведения. Ведь скоро, наверное, опять начнем наступать… В общем, 
нужен «язык» из глубины — офицер или, на худой конец, штабной писарь. Кто имеет 
дело с бумагами да телефонами, всегда знает больше. — Караваев ткнул в карту 
карандашом. — Вот здесь, в деревне Симаки, штаб полка у них. Деревня в шести 
километрах от переднего края. За ночь можно сходить туда и вернуться обратно. 
Если не успеете, оставайтесь еще на сутки. Замаскируйтесь в лесочке, 
понаблюдайте, изучите расположение штаба и в следующую ночь действуйте 
наверняка. Главное, «язык» должен быть знающий. Уяснил? 
 — Так точно. 
 — Тогда действуй. Срок тебе — три дня. 
 Ромашкина такое задание даже чуть разочаровало: он ожидал большего. А что 
здесь? Обычное дело. Много раз уже выполнял похожие. Даже посложнее дела бывали.
 Хотя бы с флагом… 
 Он отобрал в группу самых надежных ребят. Нашел место, где можно незаметно 
пробраться в тыл противника, наметил ориентиры, чтобы в темноте не сбиться с 
пути. В общем, все поначалу шло как десятки раз до этого. Но ни в первую ночь, 
ни во вторую, ни в третью пересечь линию фронта не удавалось. Днем снег 
подтаивал, а к ночи подмораживало, и на снегу появлялось такое хрустящее, 
ломкое крошево, что немцы слышали приближение разведчиков за несколько сотен 
метров и открывали огонь, не подпускали к своим позициям. 
 «Что же делать?» — мучительно размышлял Василий. С утра он ушел из своего 
блиндажа, бродил в одиночестве по перелеску и все думал, как же выполнить 
задание. Тропинка вывела его к замерзшей речке, уходившей на вражескую сторону. 
По льду этой речки разведчики уже пытались однажды проникнуть в тьш противника, 
но затея оказалась напрасной. У немцев на льду была огневая точка. Как в тире, 
они расстреливали каждого, кто появлялся между крутыми берегами. 
 Ромашкин пошел вдоль речки в свой тыл. На некотором удалении от передовой 
попробовал перейти ее, но подтаявший лед сразу же треснул, и Василий провалился 
по колени в воду. Пришлось вернуться в блиндаж и развесить над печуркой мокрые 
портянки. 
 Вдруг его осенило: раз лед не держит, значит, огневая точка теперь не 
действует. 
 Он сунул босые ноги в чьи-то валенки, накинул полушубок, побежал опять к речке.
 Вышел на лед раз, другой и дважды побывал в воде. 
 Ромашкин лег на живот и сполз на лед, отталкиваясь руками. Держит! Пополз к 
середине речки, повернул вправо, влево, лед покачивался — «дышал», но не 
проламывался. Что и требовалось доказать! 
 Переобувшись в блиндаже в свои уже просохшие сапоги, Василий отправился в 
первую траншею — в то место, где она уперлась в речку. Там дежурил пожилой 
солдат-пулеметчик. 
 — Не замечал, папаша, огневая точка у немцев, та, что на льду, стреляет ночью? 

 — Ночей пять уже молчит. 
 — А почему? 
 — Да небось фрицы не раз искупались, лед хлипкий стал. Бросили, надо полагать, 
эту позицию. 
 — А откуда знаешь, что лед ослаб? 
 — Видите лунки? Это я камни с обрыва кидал для проверки: могут фрицы подойти 
ночью сюда или нет? Ну и получилось — не могут. 
 — В рост пойдут, лед не выдержит. А ползком можно, я сейчас пробовал. Что 
делать будешь, если поползут? 
 Солдат усмехнулся. 
 — Вот! — Он показал на кучку гранат. — Пусть сунутся, всех потоплю. А кто не 
утонет, из пулемета порежу. По льду не убегут, сами говорите: можно только 
ползком. 
 Солдат был прав. Ромашкин не сомневался, что и нашим разведчикам уготована 
такая же судьба, если их обнаружат на льду. Наверняка ведь немцы расставили 
наблюдателей по берегам. 
 И все-таки надо идти здесь — это единственный сейчас путь. «Попробуем 
использовать случай, — решил Василий, — немцы думают, что по льду ходить 
невозможно, а мы пойдем». 
 Каждому из разведчиков, отправляющихся с ним на это задание, приказал получить 
у старшины по два маскировочных костюма: белый — ползти по льду и пятнистый — 
под цвет оттаявшей местности. Прихватили запасные костюмы и для пленных: их 
ведь тоже придется маскировать. 
 В сумерки вышли к речке. В группе было семь человек. «Зубров» только двое: 
Рогатин, как всегда молчаливый, и Саша Пролеткин, на тот раз тоже не очень 
разговорчивый — сказались и на нем неудачи прошлых трех ночей.