работе среди молодых офицеров. Может быть, зайдете?
- Нет времени, дорогой, - ответил Кандыбин. - Как-нибудь в другой раз.
От этих слов Алексей вдруг почувствовал себя свободнее, скованность ослабла и 
постепенно вовсе исчезла. "Все это говорильня, - утешал себя Алексей, - буря в 
стакане воды. Мы еще в школе не очень-то боялись этих выговоров. Кандыбин даже 
время тратить не хочет на такие пустяки".
Город давили душные сумерки. Старушки поливали тротуары у ворот и садились на 
лавочки подышать. Савицкий и Шатров шагали рядом. Им было немного грустно, но 
не больше.
Легкомысленный Савицкий через несколько минут забыл неприятности. Недалеко от 
дома, в котором снимали квартиру холостяки, жила стройная и миловидная девушка. 
У нее были темные косы, собранные в тугую корону, глаза черные и блестящие. 
"Мушкетеры" не раз пытались с ней заговорить при встречах. Однако юная 
красавица, даже не удостоив их взглядом, проходила мимо. И вот Савицкий, 
возвращаясь с Шатровым домой, увидел идущую впереди грациозную соседку. Он 
поравнялся с ней. Заговорил. Но ответа не последовало. Игорь до самой калитки 
пытался вызвать девушку на разговор, но она молчала и, ускорив шаг, зашла в 
свой двор:
- Подумаешь! - сказал Игорь подошедшему Шатрову. - Говорить не хочет!
10
Полковник Кандыбин разговаривал в своем кабинете с Ячменевым. Разговор перебил 
Зайнуллин. Он открыл дверь и спросил:
- Разрешите, товарищ полковник?
- Заходи! - радушно встретил капитана Кандыбин. Он любил Зайнуллина. Высоко 
ценил и ставил всем в пример его требовательность и твердость. Полковник считал,
 что у каждого офицера, независимо от звания и должности, должен быть свой 
стиль, свой почерк в работе. Уставы и порядки в армии одни для всех, но каждый 
офицер поддерживает и внедряет
их по-своему, в зависимости от опыта, знаний, склада характера. У Зайнуллина 
свои твердые взгляды. Он нравился Кандыбину, скорее всего, потому, что сам 
полковник тоже был не из говорунов, любил строгость и решительность. Кандыбин 
видел в Зайнуллине себя - молодым ротным командиром. Он работал бы точно так же 
напряженно, цепко, ни на минуту не ослабляя требовательности. Полковник втайне 
завидовал Зайнуллину и жалел, что самому не довелось командовать ротой в мирное 
время. Ротная ступень промелькнула во время войны; не успел осмотреться, как 
был назначен замкомбата в боях на Висле.
Зайнуллин постоял у стола, помедлил, будто хотел подчеркнуть значительность 
того, что он сейчас произнесет.
- Садитесь, - сказал Кандыбин.
Но Зайнуллин не сел. Он этого себе не позволял - полковник для него был 
полковник, и Зайнуллин считал себя обязанным стоять, когда решаются служебные 
вопросы. Капитан садился в присутствии полковника только на совещаниях или на 
офицерских вечерах, к праздничному столу, да и там немедленно поднимался, когда 
к нему обращались старшие. Зайнуллин был ярый противник показухи. Просто 
уважение к старшим и понятие субординации он считал главными устоями дисциплины 
и порядка в армии.
Полковник, зная эту особенность капитана, не настаивал - все равно не сядет. И 
это тоже нравилось Кандыбину.
- Ну, с чем пришел?
Зайнуллин еще помедлил и наконец выложил:
- Уберите от меня этого разгильдяя!
И Кандыбин и Ячменев поняли: говорит о Шатрове.
- А почему? - спросил Ячменев.
- Он разлагает роту. Мешает работать.
- Почему-то у нас принято считать, что молодых офицеров должны воспитывать 
старшие начальники, - сказал Ячменев. - Лейтенант Шатров ваш подчиненный, и вы 
обязаны его воспитывать.
- Я обо всей роте забочусь, - хмуро буркнул Зайнуллин.
- А Шатров это не рота? Он тоже служит в вашей роте, товарищ капитан.
- Служит? Он не служит, а гадит...
Кандыбин поспешил на выручку своему любимцу:
- Может быть, переведем его куда-нибудь?
- Если Зайнуллин не может с ним справиться, Шатров другому командиру вообще на 
шею сядет. - Ячменев невольно польстил самолюбию капитана.
- Ты сделай так, товарищ Зайнуллин, - посоветовал командир полка, 
требовательности не снижай, о каждом проступке докладывай официальным рапортом. 
Пора за них браться всерьез, хватит прощать и уговаривать. Как думаешь, 
Афиноген Петрович?
- Браться всерьез давно пора, - задумчиво сказал Ячменев, - и браться нужно 
всем, а не только нам с вами.
- Некогда мне рапорты писать, - упорствовал Зайнуллин. - Мне работать надо, а 
не бумагу переводить.
Зайнуллину позволялось многое. Никто другой не посмел бы так говорить с 
полковником. Но полковник прощал ему эту грубоватую манеру. Он стремился ни в 
чем не отказывать ему. Тем более что Зайнуллин никогда не злоупотреблял его 
расположением и обращался с просьбами только в крайних случаях. Кандыбину было 
очень неприятно отказывать сейчас капитану.
- Ничего не могу сделать. Штат во всех ротах укомплектован. Перевести Шатрова 
некуда. Ты потерпи немного, я переведу его при первой же возможности.
Зайнуллин зло и глухо сказал: