выходящий с ним на связь, рискует нарваться на крупные неприятности или быть 
арестованным с поличным. Все эти истины были хорошо известны и работникам 
Разведупра, и работникам ИНО ОГПУ. Знали они и о громких, освещаемых в 
европейских газетах, провалах резидентов военной разведки в 20-х гг. После 
ноябрьского 1926 г. провала Разведупра в Праге ЦК 8 декабря 1926 г. принял 
специальное постановление, запрещавшее вербовать агентов из числа членов 
компартий зарубежных стран. Но людей с подлинными иностранными паспортами, 
свободно владевших языками, великолепно знавших условия жизни и работы в 
зарубежных странах катастрофически не хватало ни Разведупру, ни Иностранному 
отделу. И декабрьское постановление нарушали и там, и там. Если при этом 
провалов не случалось, то для нарушителей все кончалось благополучно — 
разведывательное начальство закрывало на их нарушения глаза. А если все-таки 
кто-то опять проваливался, то начиналась очередная разборка на высшем уровне. 
      Так произошло, например, в 1931 г. После очередного провала — на этот раз 
в Германии — Берзина вызвал к себе Сталин. В присутствии Ягоды и Ежова он 
полтора часа отвечал на вопросы Сталина, касающиеся провала. На следующий день, 
10 ноября, на очередном заседании Политбюро обсуждался вопрос: «О заявлении 
немцев». (Очевидно, провал наделал много шума, и немецкое правительство 
выразило официальный протест.) На заседании опять объяснялся Берзин, выступали 
Сталин, Молотов, Ворошилов. Для выяснения всех обстоятельств дела создали 
комиссию в составе Кагановича, Ворошилова, Мануильского и Пятницкого. 20 ноября 
комиссия на очередном заседании Политбюро доложила о результатах своей работы, 
допросив вызванных из Германии виновников провала — Гришина и Улановского. 
Берзину удалось оправдаться и доказать, что он «давал указания своим работникам 
в духе решения ЦК от 1926 г.». А вот Гришину и Улановскому досталось. Их 
предупредили, что «... малейшие попытки обойти решение ЦК повлекут исключение 
их из партии». 
      Но на Улановского вся эта история не подействовала. Через четыре года все 
свои берлинские ошибки он повторил в Копенгагене. Несмотря на категорический 
запрет вербовать членов компартий, все пятеро его связников были американскими 
и датскими коммунистами. Этот факт Улановский скрыл от центра. Из Коминтерна 
сообщили, что американец Френк (Минк) вербует датских матросов-коммунистов. 
Улановский признал этот факт, после чего ему приказали вербовку прекратить, а 
Минка послать через США в СССР на учебу. Но Улановский приказ не выполнил и 
продолжал осуществлять через Минка связь с датчанами. Один из них, по всей 
видимости Нильсен, оказался агентом полиции. За конспиративной квартирой, 
которой пользовался Улановский и на адрес которой поступала почта из Германии, 
было установлено наблюдение. 
      Вопреки всем правилам конспирации, Улановский принимал всех завербованных 
иностранцев на этой квартире. Там их и арестовала датская полиция. На той же 
квартире взяли и троих других работников Центра. Первый их них — Давид Угер , 
старый работник Разведупра, назначенный одним из резидентов в Германии. Ехал он 
туда через Данию и прошел через явку Улановского. Благополучно приняв 
резидентуру, Угер возвращался с докладом в СССР. На обратном пути, не имея 
никакой нужды связываться с кем-либо в Дании, но зная адрес явки, он решил 
навестить Улановского, там попал в засаду и погорел. Второй — Макс Максимов, 
тоже старый работник Разведупра. Он сдал свою разветвленную резидентуру в 
Германии, которую вел более двух лет, трем отдельным резидентам и возвращался 
через Данию 
121 
      в СССР. Так же, как и Угер, он не должен был ни с кем видеться в Дании, 
поскольку имел явку в Швеции, но тоже решил встретиться с Улановским. В 
результате опытный резидент, избежавший провала в Германии, попался в 
транзитной стране. (Сразу же после провала Артузову пришлось писать подробный 
доклад Наркому обороны. По поводу ареста Угера и Максимова он отмечал: 
«Очевидно, обычай навещать всех своих друзей, как у себя на родине, поддается 
искоренению с большим трудом»). Третий работник Центра — помощник начальника 
первого отдела Разведупра Д.Львович. В ноябре 1933 г. он вернулся из Германии, 
куда был командирован для реорганизации разведки, и его послали в Данию для 
налаживания связи с Германией через малые страны. Считая себя в Дании в полной 
безопасности, Львович без проверки явился на конспиративную квартиру 
Улановского, где и «сгорел». Помимо них был арестован американец — адвокат Леон 
Джозефсон, он направлялся из США на работу в Чехословакию. 
      Копенгагенский провал, получивший название «совещание резидентов», стал 
одним из крупнейших в истории советской военной разведки. Разведупр потерял 
четырех опытных нелегалов, которых уже нельзя было использовать на заграничной 
работе. Была разгромлена резидентура связи в Дании, и всю нелегальную почту из 
Германии пришлось направлять в Москву по другим каналам и через другие страны. 
О причинах провалов в своем докладе Артузов писал: «Наиболее характерным 
моментом во всем деле является то, что наши работники, неплохо работавшие в 
фашистской Германии, по прибытии в «нейтральную» страну пренебрегли 
элементарными правилами конспирации». Единственным утешением в этой истории 
было то, что, поскольку «никаких дел, направленных против интересов Дании, 
арестованные разоблачить не могут (таких дел не было), то надо полагать, что 
датчане не найдут оснований для каких-либо претензий к советскому государству.» 
Под этим докладом врид (временно исполняющему должность) начальника Разведупра 
(Берзина, очевидно, не было в Москве) Артузову 16 марта 1935 г. пришлось 
поставить свою подпись. На следующий день Нарком обороны ознакомился с докладом 
и «выдал» подробную резолюцию для генсека, которую следует привести полностью: 
«Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная