с ним, знал его твердость в отстаивании своего мнения даже перед «хозяином». 
Мнение генсека о руководителе разведки ОГПУ было высоким, и для этого у него 
имелись основания ... 
      ... Летом 1933 г. обстановка в Центральной Европе обострилась. После 
прихода нацистов к власти воинственные заявления Берлина о присоединении к 
Третьему рейху Данцига и данцигского коридора звучали все громче. В Варшаве 
хорошо понимали, что в случае войны в одиночку уже не выстоять и не удержать 
того, что было получено по Версальскому договору. Предстояло определиться — с 
кем и против кого? С Москвой против Берлина, или же попробовать с Берлином 
против Москвы? Если с Москвой — можно было сохранить коридор и Силезию, 
отрезанные от Германии по Версальскому договору, если с Берлином — можно 
рассчитывать на часть Украины после начала войны Германии с Советским Союзом. С 
кем будет Варшава? От точного ответа на этот вопрос зависело многое и во 
внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии. 
      Чтобы определиться с Польшей, летом 1933 г. в Кремле созвали совещание. 
Пригласили представителей Наркоминдела, отдела международной информации ЦК 
партии, Разведупра и ИНО. И дипломаты, и руководитель информбюро Карл Радек, и 
сотрудники военной разведки доказывали Сталину, что Польша повернулась в 
сторону Советского Союза, что союз с Варшавой — дело ближайшего будущего. 
Диссонансом прозвучало заявление начальника ИНО 
115 
      Артузова о том, что Варшава никогда, ни при каких обстоятельствах не 
пойдет на союз с Москвой. Слишком хорошо помнили в Польше 1920 г., когда армии 
Тухачевского стояли под Варшавой. Информация из агентурных источников, которой 
располагал руководитель политической загранразведки, показывала, что возможное 
сближение с Москвой — тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, 
чтобы усыпить бдительность кремлевского руководства. Нужно было обладать 
большим мужеством, чтобы вопреки всем выступлениям на этом ответственном 
совещании высказать свою точку зрения по такой важной проблеме, как развитие в 
будущем советско-польских отношений. 
      Выступление Артузова и его прогнозы не понравились Сталину. Он бросил 
упрек руководителю политической загранразведки, что его агентурные источники 
занимаются дезинформацией. И даже в конце 1933 г., когда обстановка в 
Центральной Европе уже достаточно прояснилась, генсек продолжал думать так же. 
В декабре 1933 г. отмечали очередную годовщину ВЧК-ОГПУ. На товарищеском ужине 
с руководителями ОГПУ в Кремле Сталин поднимал тост за каждого из приглашенных 
чекистов. Когда дошла очередь до Артузова, вождь в шутливом тоне сказал: «Ну 
как Ваши источники, или как Вы их называете, — все Вас дезинформируют?» Артузов 
смутился от такого «нетрадиционного» тоста и ответил, что постарается избежать 
дезинформации. Он решил, видимо, что замечание Сталина относится к польской 
работе, так как сводки источника Илинича кардинально расходились со взглядами 
НКИД и, особенно, со взглядами заведующего бюро международной информации ЦК К.
Радека, утверждавшего, что Польша идет на искреннее сближение с СССР. «Поворот, 
а не маневрирование в сторону СССР», — тезис Радека. Сводки Илинича утверждали, 
что готовится сближение Польши с Германией, а СССР поляки стараются убаюкать 
просоветским маневром. Обстановка прояснилась в январе 1934 г., когда с 
подписанием германо-польского протокола о ненападении началось сближение двух 
стран, и антисоветская политика Польши стала достаточно откровенной. 
Предположения Артузова, высказанные им на совещании, полностью подтвердились. 
Эти события и определили отношение генсека к начальнику ИНО. Накануне принятия 
решения Политбюро о работе Разведупра, то есть 25 мая 1934 г., Артузов был 
вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 ч 20 мин. Там уже были два 
наркома: Ворошилов и Ягода180. Подробная обстоятельная беседа продолжалась 
шесть часов . Конечно, уходить в другой наркомат, хотя и на родственную работу, 
с понижением в должности и без всяких перспектив продвижения по службе, не 
хотелось. Артузов понимал, что как штатский человек он никогда не станет 
начальником Разведупра. Но слова Сталина, сказанные ему во время беседы: «Еще 
при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен 
отказываться работать на том посту, который ему предлагается», — исключали 
выражение недовольства в любой форме. Как послушный член партии, Артузов не мог 
спорить с генсеком. Хорошо зная обстановку и взаимоотношения в военном 
ведомстве, он сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый 
коллектив и сработаться с руководством военной разведки. Он попросил разрешения 
взять с собой группу сотрудников, которых отлично знал по работе в ИНО. Сталин 
дал согласие на этот переход181. 
      Сейчас уже невозможно выяснить, сколько людей запрашивал Артузов. Вместе 
с ним на работу в Разведупр перешли первоначально 13 сотрудников ИНО, позднее к 
ним присоединилось еще более десятка чекистов. Очевидно, что запрашивал он 
больше, с запасом. Со Сталиным была согласована и расстановка новых людей в 
структурах Разведупра. Без приказа «хозяина» Ворошилов никогда бы не отдал 
«пришельцам» важнейшие посты в военной разведке. 
         180 Время приема и список присутствующих даны по записям в тетради 
приема у Сталина // Исторический архив. 1995. №3. С.132. 
         181 О встрече со Сталиным и содержании разговора Артузов писал в 
письме начальнику Разведупра комкору С.П.Урицкому 20 декабря 1936 г. Письмо 
находится в следственном деле Артузова в центральном архиве ФСБ. 
116 
      Вместе с Артузовым в Разведывательное управление перешла большая группа 
чекистов: Ф.Я.Карин, О.О.Штейнбрюк, Л.Н.Мейер-Захаров, Б.Ш.Эльман, А.Ф.Маншейт, 
А.А.Ригин, М.М.Михалевский, П.Ф.Воропинов, М.Н.Панкратов, В.И.Федоров, Г.С.