Как мы видим, никаких серьезных доказательств вины арестованных в докладе 
Павлуновского не приводилось. Поэтому вскоре дело «главного виновника 
торжества» Вацетиса было передано во ВЦИК, президиум которого 7 октября 1919 г. 
вынес следующее решение: «Поведение бывшего главкома, как оно выяснилось из 
данных следствия, рисует его как крайне неуравновешенного, неразборчивого в 
своих связях, несмотря на свое положение. С несомненностью выясняется, что 
около главкома находились элементы, его компрометирующие. Но, принимая во 
внимание, что нет оснований подозревать бывшего главкома в непосредственной 
контрреволюционной деятельности, а также принимая во внимание бесспорно крупные 
заслуги его в прошлом, дело прекратить и передать Вацетиса в распоряжение 
Военного ведомства»85. 
      Надо было делать что-то и с окружением Вацетиса. Этот вопрос 
рассматривался на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 6 ноября 1919 г.: 
      «Слушали: 
      18. Предложение тт. Дзержинского и Павлуновского применить объявленную 
ВЦИК амнистию к арестованным в июле месяце по делу Полевого штаба генштабистам 
Доможирову, Малышеву, Григорьеву и Исаеву, причем последнему не давать никаких 
ответственных назначений. 
         83 В.И.Ленин и ВЧК: Сборник документов (1917-1922 гг.). М., 1987. С.
184. 
         84 Там же. С.192. 
         85 Там же. С.184. 
41 
      Постановили: 
18. Принять с тем, чтобы а) ответственных назначений не давать никому ...»86. 
      Таким образом, в связи с объявленной ВЦИК 4 ноября амнистией 7 ноября 
были амнистированы Е.И.Исаев, Н.Н.Доможиров и Ю.И.Григорьев. В этот же день Б.И.
Кузнецова и А.К.Малышева освободили под подписку о возвращении к месту службы. 
      Как видим, раздутое особистами «дело Полевого штаба» лопнуло, как мыльный 
пузырь. 
      В чем же заключались причины подобного демарша в отношении руководства 
РККА со стороны людей Феликса Дзержинского. На этот счет у нас имеются, по 
крайней мере, две версии. Первая — после внезапной смерти в начале 1919 г. 
Якова Свердлова, прочно занимавшего вторую ступеньку в партийной иерархии, был 
нарушен баланс сил. Совершенно неожиданно малоавторитетный в партийной элите, 
но получивший в период гражданской войны ключевой пост Лев Троцкий фактически 
занял место Свердлова. Это, естественно, вызвало «ревность» со стороны 
большевистских «авторитетов» Григория Зиновьева и Иосифа Сталина. Они 
использовали Дзержинского, который, будучи по натуре «трудоголиком», никогда не 
отказывался от получения новых должностей, для того чтобы натравить его на 
Троцкого, и, с одной стороны, скинуть близкого к Троцкому главкома Вацетиса, а 
с другой — отобрать у Троцкого и передать в ведение ВЧК военную разведку. 
      Возможна и другая, более простая версия. Сам Дзержинский, ободренный той 
легкостью, с которой ему удалось увести у военного ведомства контрразведку, 
решил повторить этот номер и с разведкой. Впрочем, обе эти версии не 
противоречат, а взаимодополняют друг друга. 
      Впрочем, справедливости ради отметим, что, конечно, бывшие царские 
офицеры, работавшие в Полевом штабе, вряд ли так уж сильно хранили верность 
Советской власти. Скорее наоборот, можно предположить, что, выражаясь словами 
Зощенко, они «затаили в душе некоторое хамство». Об этом, к примеру, пишет в 
своих воспоминаниях назначенный в июне 1919 г. начальником Полевого штаба 
бывший генерал-лейтенант царской армии Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Он так 
описывает обстановку, которую обнаружил в Полевом штабе после своего назначения 
туда: 
      «Большинство штабных принадлежало к офицерам, окончившим ускоренный 
четырехмесячный выпуск Военной академии, известный под названием «выпуска 
Керенского». 
      Эта зеленая еще молодежь играла в какую-то нелепую игру и даже пыталась 
«профессионально» объединиться. 
      Помню, ко мне явился некий Теодори и заявил, что является «лидером» 
выпуска 1917 г. и, как таковой, хочет «выяснить» наши отношения. 
      Признаться, я был ошеломлен бесцеремонностью этого юного, но не в меру 
развязного «генштабиста». Как следует отчитав Теодори и даже выгнав его из 
моего кабинета, я решил, что этим покончил с попыткой обосновавшейся в штабе 
самоуверенной молодежи «организоваться». Но генштабисты «выпуска Керенского» 
решили действовать скопом и попытались давить на меня в таких вопросах, решение 
которых целиком лежало на мне. 
      Очень скоро я заметил, что вся эта нагловатая публика преследует какие-то 
цели политического характера и старается вести дело, если и не прямо в пользу 
противника, то во всяком случае без особого на него нажима. 
Поведение генштабистской «молодежи», кстати сказать, не такой уж юной по 
возрасту, не нравилось мне все больше и больше. Собрав всех этих молодчиков у 
себя, я дал волю своей «грубости», о которой так любили говаривать еще в 
царских штабах все умышленно обиженные мною офицеры, и отчитал «выпуск 
Керенского» так, что, вероятно, получил бы добрый десяток вызовов на дуэль, 
если бы она практиковалась в наше время»87. 
      К воспоминаниям Бонч-Бруевича надо относиться осторожно — в них много 
неточностей. К примеру, Теодори, с которым он якобы разговаривал, к тому 
времени был уже арестован 
         86 Там же. С.234.