«уругвайский гражданин» — офицер Красной Армии, известный в Советском Союзе под 
именем Михаила Макарова.
     Овеянный славой героя, он прибыл к нам из Испании, где сражался в 
подразделении республиканских военновоздушных сил. Как человек и солдат, он 
отличался безрассудной отвагой. Однажды, когда франкистские части угрожающе 
потеснили республиканцев, его эскадрилья получила приказ поддержать пехоту. 
Самолеты были в полной боевой готовности, но по какойто необъяснимой причине 
летчиков на месте не оказалось. Тогда Аламо добровольно вскочил в самолет, 
взлетел, вышел на цель, поразил ее, затем повернул на обратный курс, 
приземлился на аэродроме и гордо встал около своей машины. Вроде ничего 
особенного, если бы не один штрих: Аламо никогда не был пилотом, а служил 
механиком в составе подразделения наземного обслуживания!40
     Наша первая встреча с ним назначается на восемь с половиной часов утра в 
антверпенском зоопарке. В указанное время Аламо появляется и проходит мимо, 
притворяясь, будто не заметил меня.
     Через трое суток новая встреча на том же месте. Аламо пришел, но не 
приближается ко мне и вдруг поспешно удаляется. От Большакова — моего связного 
в советском торгпредстве — узнаю, что Аламо не мог заговорить со мной — за ним 
был хвост. Я же ничего не заметил. Заинтригованный, прошу Большакова рассказать 
об этом поподробнее. Тогда он мне говорит:
     — Оба раза здесь были какието типы, которые бегали взад и вперед.
     — Тогда твой парень форменный идиот! Эти люди бегают здесь уже десять лет! 
Они спортсмены. Каждое утро приходят в зоопарк на тренировку.
     Я уже было подумал, что зря мы превозносим этого Аламо до небес. Однако 
очень скоро у меня сложилось самое благоприятное впечатление о нем.
     Правда, многое, несомненно, свидетельствовало о его неподготовленности. 
Герои на полях сражений не всегда становятся хорошими разведчиками. Его 
обучение на радиста в Центре длилось всего три месяца, что было явно 
недостаточно для подготовки виртуоза в этом деле. Но его чисто человеческие 
качества с лихвой компенсировали эти недостатки.
     Все преимущества, которые давала наша коммерческая «крыша», разумеется, 
распространились и на Аламо. Его мы сделали директором филиала «Короля каучука» 
в Остенде. Конечно, он не обнаружил энтузиазма в деле сбыта водонепроницаемых 
плащей и полупальто… Это я вполне мог понять. Спуститься с небес Астурии в 
какуюто бельгийскую лавочку — вот уж и впрямь головокружительное падение! Но 
мы вышли из положения, придав ему в помощь замечательную управляющую, госпожу 
Хоорикс, взявшую на себя всю полноту материальной ответственности.
     Летом 1939 года, под именем Винсента Сиерра, к нам присоединился другой 
советский офицер, тоже «уругвайский гражданин», Виктор Сукулов. В ходе 
дальнейшего повествования мы еще не раз встретимся с ним, но он будет 
фигурировать под псевдонимом Кент41. Его пребывание в Бельгии намечалось на 
срок в один год, после чего ему предстояло возглавить наш филиал в Дании. Но 
если Аламо никак не мог избавиться от дилетантизма, то Кент с усердием, даже 
горячностью принялся за учебу, став студентом Свободного Брюссельского 
университета, где изучал бухгалтерское дело и торговое право. Люба, также 
поступившая в этот университет на литературный факультет, выполняла функции 
связной между нами и Кентом.
     Так же как и Аламо, Кент отличился в Испании, хорошо показал себя при 
выполнении секретных заданий, но мне он внушал меньше доверия, нежели его 
товарищ. Почемуто я заподозрил, что он работает как на НКВД, так и на 
армейскую разведку. В этом не было ничего необычного. У работников НКВД 
выработалась скверная привычка внедрять своих агентов в ГРУ — Главное 
разведуправление Генштаба Красной Армии. В этом смысле «Красный оркестр» не 
оказался исключением, в чем я неоднократно имел случай убедиться. В начале 1940 
года сотрудник брюссельского торгпредства, через которого мы держали связь с 
Центром, заявил, что больше не сможет выполнять эту функцию, поскольку НКВД 
непрерывно следит за ним. Я сразу же известил об этом своего Директора в Москве,
 после чего слежка прекратилась.
     В 1941 году я заметил, что один из курьеров советского военного атташе в 
Виши с излишним усердием занимается делами, нисколько его не касающимися.
     Такие дела нельзя оправдать ничем, и, поскольку ответственность за 
деятельность всех групп «Красного оркестра» лежала на мне, я, естественно, 
считал ненормальным и даже опасным, чтобы обмен информацией между Центром и 
нашей сетью осуществлялся при посредничестве официальных советских инстанций. 
Понять это нетрудно: ведь за сотрудниками этих организаций ведется пристальное 
наблюдение со стороны контрразведки, которая, в частности, может перехватывать 
телеграммы посольств…
     Было страшной ошибкой не воспользоваться оставшимися нам считанными 
мирными месяцами для установления в нейтральных странах прямых контактов при 
помощи радиопередатчиков, надежных курьеров и «почтовых ящиков». За эту ошибку 
нам пришлось расплачиваться очень дорогой ценой.
     Начиная с лета 1938 года и до начала войны мы, строго говоря, избегали 
какой бы то ни было разведывательной деятельности. Наша цель сводилась к 
одному: со всех сторон обезопасить «крышу», под которой мы маскировались, и 
быть во всеоружии с первых же пушечных выстрелов.
     Нельзя было терять ни минуты — роковой час приближался.
     
3. ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ
     
     1 октября 1938 года газета «ПариСуар» во всю ширину первой полосы