положительную резолюцию начальника училища: «Согласен».
    Итак, прощай училище! Собрав свой полупустой чемодан, я поехал в Калинин, 
куда получил назначение на службу в воздушно-десантные войска.
   
   II
   Начало службы
   в Воздушно-десантных войсках
    
    Полк, как и вся 104-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, куда я 
получил предписание явиться, располагался в лесу в 18—20 километрах восточнее 
Калинина (теперь г. Тверь). На выходе из города на дороге стояло несколько 
солдат-десантников в ожидании попутного транспорта. Редкие машины не 
останавливались, проезжали мимо. И здесь впервые я познакомился с приемами 
десантников.
    На дорогу бросалась десантная зимняя куртка. Солдаты прятались за ближним 
домом. Шофер, увидев куртку, останавливал машину и вылезал подобрать ее. В это 
время из-за дома выбегали десантники и штурмом брали машину, не забывая 
отобрать у водителя куртку. Вот таким способом передвижения и я, наконец, 
добрался до своего места назначения. Получив в отделе кадров дивизии назначение 
на должность начальника штаба батальона, я разыскал командира батальона майора 
Дмитрия Ивановича Глушакова и представился ему. Он был призван из запаса и 
казался мне очень пожилым. Это был интеллигентный человек, бывший учитель, 
высокого роста, сухощавый. Расспросив меня и дав несколько советов по работе, 
он отвел в землянку и показал мое место работы и отдыха.
    В лесу были вырыты землянки, расчищены от снега дорожки, на небольшой 
полянке стояли походные кухни, обеденные столы, сбитые из жердей, на небольшом 
удалении оборудован склад под батальонное имущество, стояло несколько 
мини-мотоциклов. Они были получены от американцев. Сядешь на этот мотоцикл, и 
ноги коленями упирают-
11
ся в грудь. Особенно смешно было смотреть, когда комбат, с его ростом, ехал на 
таком мотоцикле: казалось, что он, согнувшись, ползет по земле.
    Шла усиленная боевая подготовка. Вблизи лагеря, на поле, мы днем и ночью 
тренировались в развертывании в боевые порядки, атаковали «противника», 
совершали прыжки с парашютом.
    В корзину аэростата, который с парашютистом поднимался на 400 метров, 
садились, как правило, четыре парашютиста. Выпускающим был пятый — 
аэронавт-инструктор, который не прыгал, а после команд «приготовиться!» и 
«пошел!» отправлял парашютистов к земле.
    Все прыгали с принудительным раскрытием главного парашюта, поэтому 
парашютисты, поднимаясь в корзину аэростата, защелкивали карабин вытяжной 
веревки за специальную тросовую петлю над головой аэронавта.
    Здесь и я совершил свой первый прыжок с парашютом. Нас поднимали на 
аэростате, и, когда аэростат набирал необходимую высоту, аэронавт-инструктор 
командовал «приготовиться!» и «пошел!». Надо было прыгнуть вниз, оттолкнувшись 
от аэростатной корзины. Если ты раздумывал, как это сделать, 
аэронавт-инструктор, не церемонясь и не уговаривая, с силой выталкивал тебя из 
корзины рукой или ногой. На меня почему-то всегда производил неприятное 
ощущение не сам прыжок, а подъем на аэростате. Оторвавшись от земли, аэростат 
медленно поднимался вверх, корзина болталась из стороны в сторону, а если еще 
был ветер, то она занимала чуть ли не горизонтальное положение. Ощущение не из 
приятных.
    Но прыгнул я сам.
    Когда я выпрыгнул из корзины аэростата и полетел к земле, у меня появилось 
такое ощущение, как будто все мои внутренности подтянуло к горлу, а земля 
несется навстречу с огромной скоростью. Это длилось какое-то мгновение, затем я 
почувствовал за спиной резкий рывок — раскрылся парашют. Мне вдруг показалось, 
что я лечу не к земле, а поднимаюсь выше, и я непроизвольно крикнул-
12
    «Мама!». Но, вспомнив, чему меня учили мои наставники, 
инструкторы-парашютисты, я осмотрелся в воздухе, поправил круговую лямку 
подвесной системы главного парашюта, попытался развернуться так, чтобы земля 
«бежала» на меня.
    Потом я прыгал много раз и с разных самолетов, и с разных высот, и на 
разных скоростях выброски, но ощущение, которое испытал при первом прыжке, не 
забыл до сих пор, очевидно, как и всякий человек, которому хоть раз в жизни 
пришлось прыгнуть с парашютом.
    Снег был глубокий, приземлился я мягко и упал в сугроб, зарывшись лицом в 
снег. Ко мне бежали десантники, поздравляли с первым прыжком.
    Так я стал настоящим парашютистом-десантником. За время службы в 
Воздушно-десантных войсках я совершил более 250 прыжков с парашютом с различных 
типов самолетов. Это непередаваемое чувство восхитительного полета, когда ты 
паришь над землей, ты — властелин неба, символ смелости и героизма. Так кажется 
каждому, кто хотя бы раз прыгал с парашютом! Не случайно десантники так 
гордятся своими войсками, своей службой и десантным братством. Определенный 
риск при совершении прыжков сплачивает людей, прививает чувства взаимовыручки, 
настоящей мужской дружбы, которая сохраняется долгие, долгие годы.
    Забегая вперед, хочу сказать о том, что и в боевой обстановке на фронте в 
годы войны, и в послевоенное время, принимая участие в различных локальных 
конфликтах, десантники с гордостью носили и носят свои голубые погоны, значки,