Иногда, пока другие арестанты следили за сторожами и часовыми, ей удавалось 
побеседовать со вновь прибывшими и за несколько минут получить ценные сведения. 

      Лишь немногие офицеры и солдаты Юга серьезно беспокоили её своими 
подозрениями. Ее заботы о благополучии негров были настолько известны, что 
рядовому южанину она казалась просто "чудачкой". Своими "чудачествами" она 
поддерживала в окружающих убеждение, что фанатизм её взглядов - безобидное 
помешательство. 
      Нужно отметить, что её мать, которую никто не считал безумной, 
подвергалась куда большей опасности. Жизнь обеих женщин не раз висела на 
волоске. Только непрерывные поражения, которые в течение первых двух лет войны 
терпели неудачливые генералы северян, спасли Ван-Лью от насилий толпы, в 
которой неудачи везде пробуждают яростный гнев. 
      В газетных статьях открыто клеймили "позорное" поведение мисс Ван-Лью и 
её матери. И несмотря на это громогласно и публично предъявленное общественным 
мнением тяжкое обвинение, офицеры и влиятельные чиновники Юга продолжали 
посещать гостиную Ван-Лью Их долгие беседы давали обильную пищу Элизабет; она, 
как видно, научилась умению штабистов соединять воедино разрозненные сведения и 
совмещать их с информацией, полученной из других источников. 
      Единственным официальным взысканием, которому подвергалась когда-либо 
"жалкая, безумная Бет", было лишение права посещать военную тюрьму. Когда это 
случалось, она наряжалась в свое лучшее платье, брала зонтик и отправлялась 
прямо к генералу Уиндеру - начальнику контрразведки южан - или в приемную Джуды 
Бенджамина, их военного министра. Несколько минут хмурых взглядов и мягких 
упреков, несколько трогательных женских укоров - и "безумная Бет" возвращалась 
домой с разрешением посещать военную тюрьму, подписанным Уиндером, полномочия 
которого давали ему право подписать ей смертный приговор. 
      В других случаях кринолин и зонтик являлись помехой, и тогда "безумная 
Бет" переодевалась поселянкой. Домотканая юбка, ситцевая кофточка, поношенные 
постолы оленьей кожи и огромный коленкоровый чепец - гардероб типичной 
работницы с фермы - были найдены среди её вещей спустя целое поколение как 
вещественное напоминание о многочисленных ночных вылазках. 
      Вильям Гилмор Беймер, которому мы обязаны исследованиями жизни и 
деятельности Ван-Лью, прямо указывает, что её подход к президенту Джефферсону 
Дэвису в момент, когда он "меньше всего был начеку", свидетельствует, что она 
была гениальной шпионкой и руководительницей шпионской сети. У неё была 
необычайно умная молодая рабыня-негритянка, которой она дала вольную за 
несколько лет до войны. Эту девушку она отправила на Север и платила там за её 
обучение; но когда проявилась угроза войны, миссис Ван-Лью попросила Мэри 
Баусер вернуться в Вирджинию. Девушка немедленно приехала, после чего бывшая 
владелица начала готовить её к трудной миссии. Обучив Мэри Баусер, Элизабет 
Ван-Лью при помощи подложных рекомендаций, о которых мы можем только 
догадываться, устроила её на должность официантки в "Белый Дом" южан - 
резиденцию главы конфедератов. 
      О дальнейшем мало что известно, ибо ни один из живших когда-либо мастеров 
шпионажа не охранял так ревниво тайны своих подчиненных, как это делала Ван-Лью.
 Что слышала Мэри, когда обслуживала президента Дэвиса и его гостей, и что из 
услышанного она передавала Элизабет? Как удалось ей, не будучи разоблаченной, 
передавать сведения в дом Ван Лью? И были ли её донесения настолько ценны, 
насколько этого можно было ожидать? На все эти вопросы нет ответа. Очевидно 
одно: никто так и не догадался о шпионской роли негритянки. 
      Мисс Ван-Лью не переходила через линию фронта и не рисковала своей жизнью,
 попадая в окружение врагов; она жила среди своих, в своем доме в Ричмонде, 
ставшем столицей отколовшихся южных штатов, где её знал каждый и где её 
общественное положение было для неё такой же защитой, как и личина "безумной 
Бет". Ее секретные донесения, зашифрованные личным кодом, часто бывали написаны 
рукой кого-нибудь из слуг. Преданные негры никогда и не подумали бы отказать в 
чем-либо "мисс Лизбет". Успех налаженной системы связи в немалой степени 
определялся кажущейся обыденностью действий её чернокожих курьеров. Вероятно, 
никто из них не сознавал до конца всей важности работы, маскируемой выполнением 
обыкновенных хозяйственных поручений. 
      Раздобыв для своих слуг и рабочих военные пропуска, дававшие право 
беспрепятственно циркулировать между домом в городе и фермой Ван-Лью, 
находившейся в окрестностях Ричмонда, Элизабет поддерживала непрерывное 
движение посыльных с корзинами между обеими шпионскими станциями: в каждую 
корзину с яйцами вкладывали, например, пустую яичную скорлупу со сложенной 
тонкой бумажкой. Разбитная молодая девушка, служившая швеей в доме Ван-Лью, 
сновала взад н вперед через линию фронта у Ричардсона, пронося шпионские 
донесения, зашитые в образчики ткани или в платье. Чтобы продемонстрировать 
эффективность своей системы, Элизабет Ван-Лью однажды после обеда нарвала в 
своем саду букет цветов, который на следующий день был доставлен к завтраку 
генералу Гранту. 
      Однажды мать и дочь Ван Лью предупредили, что в "Либби" готовят побег. 
"Мы приспособили одну из наших гостиных, - писала Элизабет в своем дневнике, - 
темными одеялами занавесили в ней окна, и в этом помещении днем и ночью три 
недели горел небольшой газовый рожок; для беглецов там даже поставили кровати. 
      Все это указывает на то, что дружественное отношение президента Дэвиса, 
генерала Уиндера и других вожаков южан в известной мере препятствовало 
проведению официального обыска в доме Ван-Лью и принятию эффективных 
контрразведывательных мер. Женщинам, которые в Бельгии или в оккупированных