Савари твердо решил перещеголять Фуше постановкой своей секретной службы 
и придумал иной способ ознакомления с агентурой. Кассиру приказано было 
извещать его каждый раз, когда какой-нибудь агент явится за получением 
жалованья или денег на расходы. Поначалу людей являлось мало - настолько 
подозрительно относились сотрудники Фуше к новому руководству; но через 
несколько недель жадность взяла верх, и незнакомцы начали взглядывать в 
министерство "просто за справкой", как они объясняли. Там они неизменно 
встречали нового начальника. Савари относился к каждому такому визиту как к 
чему-то само собой разумеющемуся, он маскировал свое незнакомство с агентурой, 
разговаривал о текущих событиях. Нередко, побудив какого-нибудь "визитера" 
прихвастнуть своими успехами, он по своей инициативе повышал ему жалованье. 
      Действуя настойчиво и методично, Савари с течением времени восстановил 
все мастерски законспирированные связи Фуше. Предстояло сделать следующий шаг - 
разработать и расширить всю систему шпионажа. На это его толкал Наполеон. 
Вскоре Савари заслужил прозвищ "Сеид Мушара", т. е. шейха шпикрв (сеид (тур.) - 
начальник, мушар (франц) - доносчик, шпик). 
      . В его руках были сосредоточены целые группы доносчиков и филеров: 
фабричные рабочие, извозчики, уличные носильщики и попросту сплетники. 
      Когда фешенебельный Париж покидал столицу на лето, Савари переносил 
слежку за самыми высокопоставленными особами на их дачи. На него работали 
домашние слуги, садовники и письмоносцы, равно как многие из никем не 
заподозренных гостей. И, наоборот, он побуждал хозяев шпионить за своими 
слугами; и каждый домовладелец обязан был докладывать ему обо всех переменах в 
его доме и регулярно осведомлять полицию о поведении своей прислуги. 
      Савари не щадил никого; он обозлил духовенство и с таким увлечением 
осуществлял свою мелочную, назойливую слежку за всем Парижем, за всей Францией, 
что заслужил всеобщую ненависть и презрение - и в этом не было ничего 
удивительного. 
      Савари был алчен и снедаем тщеславием. Типичный бюрократ, случайно 
поднявшийся на самую верхнюю ступень служебной лестницы, он с необычайной 
подозрительностью относился ко всему, что, как ему казалось, хоть в малейшей 
степени могло умалить его достоинство. 
      Самомнению Савари был в конце концов нанесен жестокий удар. И сделал это 
не какой-нибудь Фуше или Талейран, а полупомешанный человек, которому удалось 
пошатнуть трон Наполеона, пошатнуть самые основы Империи и тем самым поставить 
в весьма затруднительное положение министра полиции. 
      Военную карьеру генерала Мале блестящей не назовешь. В июне 1804 года, 
когда он командовал войсками в Ангулеме, префект потребовал его увольнения. 
Наполеон, в ту пору первый консул, ограничился тем, что понизил его в чине и 
перевел в Сабль-д'Олонн. 2 марта 1805 года имя Мале внезапно появилось в списке 
вышедших в отставку из-за недоразумений с гражданскими властями, возникших в 
Вандее. Но он обратился опять в Наполеону, тогда уже императору, который 
милостиво возвратил его 26 марта в действующую армию. 31 мая следующего года 
вновь был опубликован указ о его увольнении за какие-то не совсем чистые 
финансовые дела; тем не менее Мале продолжал регулярно получать жалованье как 
офицер, состоящий на действительной службе. Как же он отблагодарил 
главнокомандующего, снисходительность которого по отношению к себе испытал в 
полной мере? В 1808 году он был разоблачен как участник заговора против 
императора и заключен в тюрьму Сент-Пелажи; но почему-то он пользовался 
покровительством Фуше и благодаря этому добился перевода в частную больницу 
некоего д-ра Дюбюиссона в предместье Сент-Антуан. 
      Во время тюремного заключения Мале разработал план нового заговора. Это 
был безрассудный и наглый, но весьма простой план. Воспользовавшись отсутствием 
императора, Мале предполагал объявить о смерти Наполеона и провозгласить 
"временное правительство"; при этом он рассчитывал на поддержку войсковых 
частей, командовать которыми собирался сам. Когда наступил подходящий момент, 
Мале попытался осуществить свой план во всех деталях. И если бы не случайная 
неудача, заговор полоумного Мале увенчался бы полным успехом. 
      В ту пору Париж управлялся слабо. Камбасерес представлял императора. 
Савари руководил всей полицией. Несмотря на подчиненную ему огромную агентуру, 
он ничего не знал о Мале и почти ничего - о действительных настроениях в городе.
 Префект, генерал Паскье, был честным и сведущим администратором, но отнюдь не 
человеком дела. Гарнизон столицы состоял в основном из рекрутов, поскольку все 
ветераны наполеоновской армии либо воевали против Веллингтона в Испании, либо 
находились при Наполеоне, который вел их к бесславному концу в России. Военный 
комендант Парижа генерал Юлен был методичный и преданный солдат, наивный и 
лишенный всякого воображения человек, великовозрастный младенец в военных 
доспехах. 
      В гостеприимном лечебном заведении д-ра Дюбюиссона, наполовину санатории, 
наполовину арестном доме, заключенным разрешалось разгуливать на свободе "под 
честное слово", общаться между собой и принимать каких угодно посетителей. 
Таким образом, генерал Мале имел возможность обдумать и обсудить свой план; 
поскольку в этом заведении содержались и другие лица, недовольные Наполеоном, 
Мале мог без труда навербовать себе сообщников. Однако он решил довериться 
только одному лицу. Это был аббат Лафон, чья смелость не уступала смелости 
самого Мале и чье продолжительное участие в рискованных роялистских заговорах 
против Империи вызывало у полубезумного генерала бессмысленную зависть. 
      Заговорщики вели себя осторожно, ибо опыт показал им, что предательство и 
измена кроются под самыми разнообразными личинами. Мале знал, что он может 
положиться на сотрудничество двух генералов - Гидаля и Лабори, с которыми