о все-таки не имел воли удержаться, то по этому поводу им 
интересовалась китайская, а не немецкая полиция. Кроме того, у гитлеровской 
администрации и полиции было достаточно хлопот с действующими коммунистами, 
чтобы интересоваться делами десятилетней давности.

Штатным зарубежным корреспондентом какой-либо газеты Рихард на этот раз стать 
не сумел. Однако он смог договориться с несколькими немецкими газетами и 
журналами и с одной амстердамской газетой о сотрудничестве. Правда, только с 
одним изданием у него был составлен письменный договор, но и устное соглашение 
значило немало – в случае проверки в любом из этих изданий уже не могли 
ответить: «Нет, у нас никто ничего не слышал об этом человеке». А также он имел 
право поместить названия всех этих изданий на своей визитной карточке – это 
имело важное значение и в Европе, и в США, что же касается Японии, то в этой 
стране на визитках все были просто помешаны. Коллекционирование визитных 
карточек в то время было национальным хобби, многие японцы заводили специальные 
альбомы, куда помещали раздобытые визитки и гордились ими.

Итак, на визитной карточке доктора Зорге значились берлинские газеты «Теглихе 
рундшау» и «Берлинер бёрзен-курир», журналы «Цайтшрифт фюр геополитик», «Дойчер 
фольксвирт», амстердамская газета «Алхемеен ханделсблад». Но самым главным был 
номер первый – «Франкфуртер цайтунг» – опять отозвались добром старые 
франкфуртские связи. Эта газета пользовалась большим авторитетам в кругах 
финансистов, бизнесменов и чиновников, в первую очередь потому, что ее 
владельцем был крупнейший в Германии химический концерн – «ИГ Фарбен», который 
имел большое влияние на правительство. Рихард не смог войти в число штатных 
сотрудников газеты – это было не так-то просто, однако получил право 
действовать от ее имени, и редактор даже дал ему рекомендательное письмо. Это 
была большая удача.

Еще в Союзе Зорге хорошо подготовился к встрече с новыми хозяевами Германии – 
он прочел «Майн кампф», изучил фашистскую идеологию и фразеологию, так что по 
части убеждений не должен был внушать подозрений. По ходу подготовки 
прорабатывался и вопрос о вступлении в НСДАП – но решили в Германии этого не 
делать. Во-первых, Рихард, находясь столько лет за границей, не имел на родине 
корней – где вступать, в каком городе, в каком районе? Там непременно 
поинтересуются, где он жил раньше и что делал – а отчитаться он мог лишь за 
последние три года. Глядишь, еще начнут выяснять прошлое, копаться в архивах… 
Нет, это слишком большой риск. Лучше уж приехать на место, вжиться в обстановку,
 завести дружеские и иные связи и спокойно вступить в партию в Японии. Забегая 
вперед, можно сказать, что так он и сделал – 1 октября 1934 года Рихард стал 
членом токийской организации НСДАП – без проблем и излишних вопросов.

Там же, в Берлине, он встретился с резидентом, который ехал в Китай ему на 
смену. Это был советский разведчик Яков Горев (настоящая фамилия Бронин, 
«совсем настоящая» – Лихтенштейн). С 1930 года Горев работал в Германии, 
поэтому встреча и состоялась в берлинском кафе, а не в одном из кабинетов 
Разведупра.

«Когда я подошел ровно в назначенное время, Зорге уже был на месте, он сидел за 
одним из столиков на открытой просторной террасе кафе… Рихард Зорге был 
стройным, статным, представительным человеком, выше среднего роста. Где-то я 
прочитал, что у него было „чуть грустное“ выражение лица. Это неверно. Может 
быть, так получается по фотографиям, но это явно не соответствует 
действительности. Его светлые глаза, черты лица, жесты, мимика – все выражало 
волевую решительность, интенсивную работу мысли, убежденность в своих суждениях,
 проницательный острый ум. Это интересное, значительное лицо очень 
запоминалось… Рихард был энергичен, но не суетлив, был конкретен и деловит. Не 
навязывал своего мнения, но убеждал логикой и продуманностью предлагаемых 
мероприятий. Был живым, интересным собеседником, любил шутку…»

Им предстояло о многом побеседовать. У Горева были свои вопросы к бывшему 
китайскому резиденту, а у Зорге – свои, потому что связь с Центром ему 
предстояло держать через Шанхай. Это было более безопасно, чем использовать для 
связи советское посольство. Посольство – это для более спокойных стран, таких, 
как Англия или США, а в Японии советских дипломатов опекали, как принцев крови, 
решивших инкогнито прогуляться по городу.

«Мы договорились о формах конспиративной связи между Токио и Шанхаем, – 
вспоминал Горев. – С конца 1933 года и вплоть до моего ареста в Шанхае в мае 
1935 года ы поддерживали довольно регулярные контакты. В течение этого времени 
я пять или шесть раз направлял к Рамзаю своих людей за почтой, передавал по 
своим двум I радиостанциям отдельные телеграммы токийской резидентуры, когда у 
них не ладилась связь… Мы вели с Рамзаем конспиративную переписку (Центр 
предоставил нам для этого специальный шифр), он имел шанхайский конспиративный 
адрес на случай срочных сообщений… Впоследствии мне приятно было узнать, что в 
(письме Центру от 1934 года Рамзай подчеркивал „исключительную товарищескую 
готовность помочь, которую Iпроявляют наши люди в Шанхае“». К сожалению, Горев 
ничего, не пишет о том, что он сообщил в Центр после Iвстречи с Зорге. Но об 
этом – в свое время…

Рихарду пора было отправляться к новому месту работы. Нес