. Сын 
журналиста и сам журналист, Ходзуми принадлежал к древнему японскому 
самурайскому роду. Вырос он на Тайване, где его отец работал редактором газеты 
«Тайван нициници симбун», учился в лучших школах, изучил английский язык, затем 
поступил в Токийский университет, где и обратился к марксизму. В Японии 
поступил в штат газеты «Асахи симбун» и в 1927 году, в качестве ее 
корреспондента, отправился освещать восстание в Китае, где задержался на 
несколько лет. В конце 1930 года, в книжной лавке Коминтерна в Шанхае Агнес 
Смедли познакомила его с Зорге.

«Одзаки был моим первым и самым ценным сотрудником, – писал Рихард в тюрьме. – 
Наши отношения, и личные, и деловые, были превосходны. Его информация была 
самой точной и интересной из всего, что я получал из любого японского источника,
 и мы быстро подружились».

Через Одзаки Рихард познакомился с японским репортером журнала «Шанхай дейли 
ньюс» Хисао Фунакоси и руководителем китайского отделения японского агентства 
печати Ренго Цусин Ямаками Масаёти. Еще один знакомый Одзаки, журналист Тэйкити 
Каваи, имел очень ценного информатора – переводчика Рюки Сёдзима, с помощью 
которого разведчикам удалось внедриться в аппарат военной разведки японских 
оккупационных войск в Китае. Вскоре Сёдзима сумел устроиться на службу в тайную 
полицию в Мукдене. Итогом его работы стали присланные в Шанхай копии 37 
секретных документов.[8 - Однако в середине 30-х годов Сёдзима за 
вознаграждение выдал Каваи японской полиции. В течение пятидневных пыток 
журналист ничего не рассказал и никого не выдал: его приговорили всего к 10 
месяцам тюремного заключения, да и то условно.]

Чем дальше, тем сильнее в Шанхае росли антияпонские настроения. Поэтому встречи 
с японскими членами группы были, пожалуй, самыми сложными и конспиративными из 
всех. Они встречались в ресторанах, кафе или в доме Агнес во французской 
концессии. «Поскольку японцам было небезопасно ходить по улицам, – вспоминал 
Рихард, – то я обычно поджидал японца в Гарден Бридж у границы японского 
сеттльмента, сажал его в машину или сам сопровождал его до места встречи. Чтобы 
избежать слежки со стороны японской полиции, я почти никогда не посещал японцев 
в японской концессии… Но спокойней всего я чувствовал себя, когда мы 
встречались в доме Смедли, и я часто приводил туда Одзаки и других японцев… 
Встречи обычно происходили поздно вечером. Я избегал ненужных частых встреч и 
старался проводить их с интервалами в две-три недели… Даты встреч, условленные 
заранее, всегда строго соблюдались во избежание необходимости использования 
почты или телефона… Когда бы я ни встречался с японцами, я всегда делал это 
один, не позволяя моим зарубежным помощникам сопровождать меня… Мы очень редко 
обменивались письмами и материалами при встречах; информацию мы передавали 
устно (хотя бывали и исключения).»

Проще всего было поддерживать связь с «белыми» членами группы. Европейцы в 
Шанхае могли общаться, не вызывая подозрений. Пользуясь статусом 
экстерриториальности, члены группы, жившие на территории сеттльмента и 
французской концессии, хранили документы у себя дома, а если возникала какая-то 
опасность, то оставляли на хранение у друзей. Более того, европейцы из группы 
Зорге не только общались, но и ходили друг к другу в гости, устраивали 
вечеринки и пикники. В общем, та еще конспирация…




Разведка в стиле казино


Но и это было еще не все, что Рихард получил от Агнес. Та не только 
предоставляла в распоряжение Зорге всю проходившую через нее информацию и 
помогала подбирать помощников, но и знакомила с разными людьми, с которыми была 
знакома сама. Именно с подачи Агнес он стал членом элитарного «Китайского 
автомобильного клуба», президентом которого был сам Чан Кайши. Общаясь в этих 
«светских» кругах, Зорге добывал множество информации. Герхард Эйслер, 
представитель Коминтерна, впоследствии назвал то, чем занимался его 
соотечественник в Китае, жизнью «в стиле казино».

Тут ему, конечно, очень помогала внешность, манеры, редкое обаяние. «О нем 
нельзя думать, не видя его перед собой, – рассказывала через много лет Урсула 
Кучинеки. – Продолговатое лицо, густые вьющиеся волосы, глубокие уже тогда 
морщины на лице, ярко-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, красиво 
очерченный рот». «Высокий стройный шатен с голубыми глазами, – это уже Макс 
Клаузен вспоминает. – Всегда живой, энергичный. Блистал остроумием и эрудицией. 
Имел успех у женщин. Любил быструю езду на мотоцикле. Обладал завидным 
здоровьем, уникальным сердцем…» «Он был жизнерадостным человеком, не дававшим 
трудностям одержать верх над собой, – вспоминал Герхард Эйслер. – Его отличало 
тонкое чувство юмора, порой он становился несколько ироничным. В тех ролях, 
которые ему приходилось играть в процессе выполнения задания, он чувствовал 
себя на редкость уверенно».

Нетрудно догадаться, что человек, наделенный таким букетом достоинств, легко 
заводил знакомства как с мужчинами, так и с женщинами. Как он предпочитал 
общаться с женщинами, уточнять не будем, ясно и так. Ну, а с мужчинами самое 
милое дело – выпить рюмочку вина или чего покрепче в одном из многочисленных 
казино, которыми был буквально наводнен Шанхай, город денежных иностранцев, 
военных и спекулянтов. «Он жил среди германских офицеров и слыл завсегдатаем 
офицерских казино, – рассказывал Герхард Эйслер. – Таким