Во время событий он 
выполнял роль курьера КПГ, держа связь между Берлином и Франкфуртом, Гамбургом 
и прочими охваченными волнениями областями. После поражения восстания, когда 
руководителям КПГ пришлось перейти на нелегальное положение, Рихард продолжал 
работать курьером, обеспечивая связь ЦК с Северо-Западом. В этом качестве он 
носил кличку «Тедди», в Гамбурге звался «Робертом». Его квартира была явкой и 
для других курьеров КПГ. Такая двойная жизнь – ученого-исследователя и 
подпольщика – его более чем устраивала, примиряя обе стороны этой 
противоречивой натуры.

Постепенно обстановка в стране формализовывалась. В феврале 1924 года было 
отменено военное положение – однако чрезвычайное положение сохранялось еще 
достаточно долго. Компартия вроде бы вновь получила легальный статус, 
официального запрета на ее деятельность не накладывалось, однако нечего было и 
думать работать открыто – полиция всегда найдет, к чему придраться. И вот в 
этой-то обстановке в начале апреля было решено провести IX съезд КПГ, и не 
где-нибудь, а во Франкфурте – ну как нарочно, поближе к Зорге… Съезд проводился,
 естественно, нелегально. В то время в городе проходила крупная выставка, было 
много приезжих, и организаторы рассчитывали – кстати, совершенно справедливо – 
что делегаты потеряются в этой толпе. Доктор Зорге был не только делегатом, у 
него имелось еще и «спецпоручение», которое круто изменило его дальнейшую жизнь.
 Он отвечал за безопасность советской делегации – это были в основном деятели 
Коминтерна и среди них Соломон Лозовский, Отто Куусинен, Дмитрий Мануильский и 
Осип Пятницкий. Гостей из Москвы надо было расселить, обеспечить возможность 
работы, конспирацию, маскировку – все, вплоть до одежды, ибо советские люди 
своим костюмом и манерами резко отличались от европейцев. В конце концов, Зорге 
привез их к себе. Соседи привыкли, чтп в домике над конюшней все время горит 
свет, ходят самые разные люди, и давно уже ни на кого и ни на что не обращали 
внимания. Сам Зорге, выходя по вечерам погулять с овчаркой, проверял oKpeti 
ности на предмет наличия шпиков – все было спокойно.

За эти дни Рихард успел сдружиться с советскими товарищами. Толковый, смелый и 
обаятельный немец им понравился, и те предложили ему поехать в Москву, работать 
в Коминтерне. Соблазн был велик. Это совсем другой уровень работы, да и 
побывать в Советской России…

После полугода проволочек вопрос был, наконец, улажен. Рихард спросил Кристину, 
поедет ли она с ним в СССР, и та сразу согласилась. Хлопот было много. Надо 
сдать квартиру, получить паспорта, подготовиться к путешествию… Но вот все 
позади, и в декабре 1924 года Рихард и Кристина прибыли в Москву.

…Они ехали сюда жить. Рихард принял советское гражданство, в марте 1925 года 
вступил в ВКП(б) – еще в Германии Мануильский обещал дать ему рекомендацию. 
Кристина, которая была тоже, как и Рихард, доктором социологии, стала работать 
в Институте марксизма-ленинизма, где готовилось издание собрания сочинений 
Маркса. Ей поручили переводить с английского рукописи «основателя» – 
естественно, не с оригинала, а с фотокопии. Рихард знал русский язык с детства, 
что же касается Кристины, то она честно пыталась его освоить, начав заниматься 
с учительницей. Однако все получилось наоборот: не Кристина выучила русский, а 
учительница – немецкий. Жили они в маленьком гостиничном номере, Рихард никогда 
особо не интересовался благами жизни. Так же, как и в Германии, по вечерам 
приходило множество гостей, приносили с собой выпить и закусить, хозяева поили 
их чаем. Вроде бы все так – и все не так… Другая страна, другие нравы, другой 
быт. Рихард освоился легче, он занимался своей работой и своей наукой и был 
менее чувствителен к прозе жизни, а вот его жене приходилось трудно.

Зорге работал как журналист и социолог, служил в аппарате Коминтерна, в отделе 
прессы, публиковался в журналах «Коммунистический Интернационал», «Красный 
Интернационал профсоюзов», в теоретическом журнале «Большевик», в журнале 
«Мировое хозяйство и мировая политика» – в основном, по проблемам рабочего и 
революционного движения в Германии и США. Развернул в прессе крупную кампанию 
против плана Дауэса, председателя союзнической комиссии по репарациям. Работы 
было много, и работы интересной, быт его не интересовал, общался он с самыми 
разными людьми – в общем, не скучал нисколько.

Это был человек-фейерверк, ничто мимо него не проходило. Как-то раз зашли они с 
Кристиной в немецкий клуб. Скучища смертная, ходят редкие читатели в библиотеку,
 чуть теплится какая-то самодеятельность – вот и вся работа. Рихарду это не 
понравилось, и он принялся за дело. Предложил себя в члены руководства клуба, и 
вскоре жизнь закипела: встречи, дискуссии, самодеятельность оживилась, 
пионерский отряд для немецких детей организовали. Просто так, в порядке 
общественной работы, не более того…

А вот Кристина в России не прижилась. Ей не понравилось в Москве, жизнь была 
чуждой, работа не вдохновляла, трудности быта отпугивали, а любовь, которая 
могла бы дать силы все преодолеть, по-видимому, потихоньку сходила на нет. 
Между супругами появилась трещина, которая все время росла. Летний отпуск 1926 
года они уже проводили порознь: Кристина в Сочи, Рихард – в Баку. Он давно 
собирался туда съездить – там, все-таки, была его родина, в этом городе жили 
его двоюродные сестры. Он повстречался с родственниками, затем поехал в поселок 
Сабунчи, нашел дом, где родился: там теперь был санаторий. Все это он