Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Мемуары и Биографии :: Разведка, Спецслужбы и Спецназ. :: ЛЮДВИГ КАРЛ МОЙЗИШ - ОПЕРАЦИЯ <ЦИЦЕРОН>
<<-[Весь Текст]
Страница: из 57
 <<-
 
Элизабет вышла из вагона, eё наружность произвела на меня отталкивающее 
впечатление. Это была очень светлая блондинка лет двадцати пяти, среднего роста,
 с длинными, сальными, неопрятными волосами. У нeё были тусклые, ничего не 
выражающие глаза. Жирная кожа eё лица имела нездоровый сероватый оттенок. 
Словом, внешность чрезвычайно непривлекательная.
     Я постарался убедить себя, что eё вид объясняется, вероятно, – 
продолжительным путешествием и переживаниями в Софии. И даже пожалел, что 
молодая девушка, которая, вероятно, могла бы быть хорошенькой, так опустилась. 
Я повез eё в гостиницу, где заказал для нeё комнату, а затем к себе домой. Моя 
жена уже приготовила для нeё ужин.
     Жену тоже поразила внешность Элизабет. Она предложила ей помыться в ванной,
 но девушка отказалась и села за стол, даже не вымыв рук. Элизабет очень мало 
говорила за едой, а го, что она сказала, было либо очень поверхностным, либо 
глупым, либо тем и другим вместе. Повидимому, она не собиралась х?)тя бы ради 
вежливости поддерживать обычную беседу. Нас раздражала eё манера казаться 
важной, скучающей и искушенной жизненным опытом. Казалось, eё совершенно не 
интересует этот чужой, новый город, построенный на голой равнине. Казалось, eё 
вообще ничто не интересует. Насколько я мог видеть, с ней невозможно было 
установить хоть какойто человеческий контакт. С того самого момента, когда я 
встретил ее, и до сих пор Элизабет продолжает оставаться для меня загадкой.
     Даже Сейлер, первый рассказавший нам о ней, не мог eё понять. В течение 
последующих нескольких недель он часто говорил мне, что Элизабет, какой она 
стала в Анкаре, кажется ему совсем не той девушкой, которую он знал в Софии. В 
чем причина этой внезапной перемены, я так никогда и не узнал.
     На следующий день после своего приезда Элизабет заболела. Единственный 
симптом болезни выражался в том, что у нeё страшно распухло лицо. Я с трудом 
настоял на посещении eё доктором, так как она упорно отказывалась от всякой 
медицинской помощи. Моя жена пошла навестить ее, но девушка осталась совершенно 
равнодушной к eё посещению, апатичной и молчаливой. Эта молчаливость 
становилась просто невежливой. Через несколько дней, когда я сам навестил ее, я 
заметил на столике рядом с кроватью несколько коробочек со снотворным. Мне 
пришла в голову мысль, что, быть может, странное состояние девушки объясняется 
чрезмерным употреблением успокаивающих средств. Я сказал об атом доктору.
     Теперь я понимаю, что мне не следовало вмешиваться в это дело. Элизабет не 
хотела уходить из гостиницы, но она не говорила потурецки, а никто из слуг не 
знал ни одного другого языка. И я боялся, что за ней не было надлежащего ухода. 
Поэтому против eё воли я убедил Элизабет переехать в дом друзей моей жены, 
которые были и моими друзьями. Здесь с Элизабет обращались, как с родной 
дочерью, но она продолжала оставаться неотзывчивой, раздражительной, а 
временами просто грубой.
     – Наверное, она больна, – извиняясь за своего секретаря, сказал я eё 
доброй хозяйке.
     Всё это казалось очень странным. Дней через десять доктор сказал, что 
Элизабет достаточно. поправилась и может приступить к работе. И вот она впервые 
появилась в моем кабинете. Для начала я дал ей самые простые поручения, главным 
образом переводы из французской и английской прессы. Ее переводы оказались 
совершенно неудовлетворительными: в них была масса ошибок и описок, да и внешне 
они выглядели весьма небрежно. Этого я уж никак не ожидал, так как она говорила 
поанглийски и пофранцузски почти без акцента.
     Мне кажется, я уже сумел достаточно ясно показать, что Элизабет стала для 
меня обузой, а не помощницей. Но поскольку я так настоятельно требовал eё 
перевода из Софии, мне приходилось мириться с этим. Больше того, я всё eщё 
надеялся, что со временем она избавится от этого действительно невыносимого 
летаргического состояния и, возможно, перестанет быть такой неряшливой. Чтобы 
дать ей почувствовать мое доверие и таким образом ободрить ее, я время от 
времени поручал ей более важную работу, чем переводы из прессы. Конечно, я 
ничего не говорил Элизабет об операции «Цицерон», но старался пробудить у нeё 
интерес к работе, обращаясь с ней не как с обыкновенной машинисткой, а как с 
секретарем, которому доверяют. Этим я совершил, как потом оказалось, ужасную 
ошибку, но ведь известно, что легко судить обо всем здраво уже после того, как 
событие произошло. В то время я думал, что это полезно.
     Я уже описал наружность Элизабет, когда она сошла с поезда в Анкаре. Я 
надеялся тогда, что, придя в себя после своего длительного путешествия и 
софийских воздушных налетов, она позаботится о своей внешности. Я ошибся. Она 
продолжала оставаться невероятно неряшливой, даже грязной. Как большинству 
мужчин, мне неприятно было ежедневно видеть перед собой плохо одетую, 
неопрятную женщину. Но я не знал, что делать, и ничего не предпринимал.
     Наконец, однажды, когда я склонился над ней, рассматривая какието 
документы, лежавшие на eё столе, я почувствовал неприятный запах eё волос. Это 
уж было слишком, с этим я примириться не мог. И вот, когда она вышла из комнаты,
 я попросил моего верного друга Шнюрхен намекнуть Элизабет, конечно, как можно 
более тактично, что в Анкаре имеются прекрасные парикмахерские.
     Очевидно, Элизабет поняла, от кого исходил намек. Она обиделась, но все же 
сходила в парикмахерскую. Вернувшись из нее, Элизабет преобразилась, и с тех 
пор, если не считать временных возвратов к прежнему состоянию, она, казалось, 
ударилась в противоположную крайность, тратя на свою наружность массу времени и 
денег. Все же она дала мне понять, что обижена моим вмешательством. В течение 
нескольких дней она совсем не разговаривала со мной.
     Я слишком доверял Элизабет, и это было серьезной ошибкой, за которую мне 
пришлось потом расплачиваться. Еще. более серьезной ошибкой было мое равнодушие 
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 57
 <<-