– Когда ваше донесение было отправлено из Анкары? – почти прокричал он.
     – Позавчера.
     – Значит, Риббентроп намеренно скрыл его от меня, – процедил он сквозь 
зубы и резким жестом бросил в пепельницу недокуренную сигарету. Зловещие 
огоньки появились в его глазах, и я подумал, что он с наслаждением задушил бы 
Риббентропа собственными руками. Он вскочил, и мне пришлось встать. Я был 
поражен и испуган этой внезапной потерей самообладания. Мне показалось, что 
гнев Кальтенбруннера направлен отчасти и на меня.
     – Так что же вы знаете о смерти отца Цицерона?
     – Когда я последний раз видел Цицерона (это было 5 ноября), я спросил его, 
почему он ненавидит англичан. Он не ожидал подобного вопроса, и ответ его 
прозвучал вполне искренне. Он сказал: «Мой отец был застрелен англичанином».
     – Но ведь это очень важно, так как представляет Цицерона в совершенно ином 
свете. А Риббентроп скрыл от меня такую новость!
     Он  ударил кулаком по столу. Затем, немного успокоившись, снова повернулся 
ко мне.
     – Вы не спросили Цицерона о подробностях смерти его отца?
     – Нет. Я был поражен его неожиданным ответом и решил пока не спешить с 
расспросами. Если Цицерон говорил правду, мое молчание должно было показаться 
ему выражением сочувствия. Всякое же проявление любопытства в тот момент могло 
бы заставить его насторожиться.
     – Постарайтесь разузнать все подробности о смерти его отца. Не упустите из 
виду ни одной детали. Что касается меня, то я, конечно, спрошу господина 
Риббентропа, почему он утаил от меня ваше последнее донесение.
     Кальтенбруннер подошел к окну и своими сильными пальцами начал барабанить 
по стеклу. Самообладание, наконец, целиком вернулось к нему.
     – Кстати, вам небезынтересно будет узнать, что перед вашим приездом я 
разговаривал с одним нашим дипломатом, который хорошо знает сэра Хью 
НэтчбуллаХьюгессена. Перед войной они оба были в Китае. Он охарактеризовал 
Нэтчбулла как прекрасного дипломата и исключительно обаятельного человека. Он 
рассказал также, что сэра Нэтчбулла очень ценят в министерстве иностранных дел 
Великобритании и считают там одним из лучших специалистов по Среднему и 
Дальнему Востоку. Если англичане послали в Анкару такого опытного дипломата, 
значит, они отводят Турции важную роль. Вы должны рассказать об этом фон Папену 
и предупредить его, чтобы он был настороже. Представляю себе, сколько заплатили 
бы англичане за возможность взглянуть на содержимое сейфа германского посла.
     – Я не стал объяснять Кальтенбруннеру, что в Анкаре каждый прекрасно 
понимает, какой важный пост занимает сэр Хью, но поблагодарил его и обещал все 
это передать фон Папену. Кальтенбруннер снова подошел к своему столу, взял 
пачку фотографий и вместе с фотопленками передал мне. Я взял их и сразу же 
начал пересчитывать, боясь, как бы у меня снова не пропал снимок.
     Кальтeнбруннер посмотрел на меня со злобной усмешкой. Очевидно, ему 
показалось странным, как я осмелился подумать, что один из моих драгоценных 
документов мог затеряться – и где? – в этой комнате! Тем не менее он не сказал 
ни слова, пока я не кончил считать.
     – Когда Риббентроп пошлет за вами, скажите ему, что вы уже были у меня. 
Что касается ваших будущих сообщений об операции '«Цицерон», то вы получите мои 
личные указания по этому поводу, как только вернетесь в Анкару. Кстати, когда 
вы уезжаете?
     – Не имею представления. Очевидно, это будет зависеть. от министра 
иностранных дел – ведь именно он вызвал меня в Берлин.
     Уходя от Кальтенбруннера, я попросил его позвонить Риббентропу и узнать, 
когда он желает видеть меня. Если Кальтенбруннер при этом сам скажет министру 
иностранных дел, что сначала я посетил его, у меня, вероятно, будет гораздо 
меньше неприятностей. Он исполнил мою просьбу. Мне было сказано, что Риббентроп 
ждет меня завтра в семь часов вечера.
     Итак, в моем распоряжении оставалось много времени. Портфель с секретными 
фотодокументами я оставил у Кальтенбруннера, который запер его в своем 
письменном столе. Я решил, что там снимки будут в большей безопасности, чем у 
меня в номере.
     – Я надеюсь, ваше превосходительство, что у вас нет камердинера, – рискнул 
я немного пошутить.
     Но Кальтенбруннер был лишен чувства юмора. Он нахмурился и, бросив на меня 
пронизывающий взгляд, холодно проговорил:
     – Ваши документы будут здесь в полной безопасности.
     Он проводил меня до двери.
     – Желаю вам удачи. Вам следует пожелать удачи. Помните: доставляемые вами 
сведения могут иметь огромное значение для будущего Германии.
     Я бы не сказал, что был в отличном настроении, выходя, наконец, из 
мрачного здания имперской разведки.
     На следующее утро мне сообщили по телефону, что портфель мне принесут в 
гостиницу без четверти семь вечера.
     В назначенное время я дожидался посыльного с документами в зале отеля 
«Кайзерхоф». Однако принес их не посыльный, а два очень солидных господина.
     – Нас прислал генерал войск СС Кальтенбруннер. Мы должны проводить вас к 
министру иностранных дел и присутствовать при вашем свидании с ним.
     Ровно без одной минуты семь я в сопровождении двух ищеек Кальтенбруннера 
входил в министерство иностранных дел на Вильгельмштрассе. В небольшом 
кабинете нас ожидали заместитель министра иностранных дел фон Штеенграхт и 
господин фон Альтенбург.