Два разведчика, семь лет проработавшие вместе, пожали друг другу руки. 
Зорге поручил Клаузену передать донесения, уничтожить передатчик и шхуну. 
Проводив Зорге, Клаузен спустился в каюту, но едва лодка с Зорге отчалила от 
шхуны, как Клаузен снова вышел на палубу и разбудил мирно спавшего шкипера. У 
Клаузена не хватило смелости взорвать шхуну и он сказал шкиперу, чтобы тот увел 
ее в какоенибудь тихое местечко подальше от Токио. Клаузен предупредил старика,
 что, если тот не сделает этого, наверняка попадет в беду. Шкипер понял его. В 
тот самый момент, когда Макс на машине ехал в Токио, чтобы сложить вещи и 
скрыться из Японии, шхуна снялась с якоря и вышла в море.
     Клаузену бежать не удалось. После телефонного звонка Киоми полковник Осаки 
решил действовать. Когда Макс подъехал к своему дому, там его уже ждали агенты 
контрразведки. Вукелич был арестован у себя дома. Одзаки агенты контрразведки 
застали за вечерней молитвой. Мияги попытался покончить с собой, когда услышал 
резкий стук в дверь. Художника сразу же отправили в госпиталь, и там врачам 
удалось спасти ему жизнь.
     Утром 15 октября Зорге едва успел встать с постели, как в дверь его 
загородного дома постучали. Открыв дверь, Зорге увидел на пороге полковника 
Осаки в сопровождении двух агентов. Осаки молча протянул Зорге склеенный из 
обрывков листок бумаги. Это была та самая записка, которую Зорге выбросил из 
окна машины по пути к своему загородному дому. В записке на английском языке 
было написано следующее:
     «Японская авианосная группа нанесет удар по военноморской базе США в 
ПирлХарборе, вероятно, на рассвете 6 ноября. Источник надежный. Джо».
     Зорге взял со столика рюмку с вином и обратился с комплиментами к своему 
противнику. Осаки жестом выразил свою признательность. Зорге спокойно шагнул 
вперед и вышел из дому в сопровождении двух агентов. Осознав опасность, он все 
же чувствовал, что одержал важную победу. Последнее донесение было отправлено в 
Москву, хотя нет никаких доказательств того, что русские знали о нападении на 
ПирлХарбор заранее или что они передали эту информацию американцам. В докладе 
американской разведки по делу Зорге об этом ничего не сказано.
     В полдень посол Отт получил от военного министра Японии ноту протеста. В 
ноте японские власти официально уведомляли посла о том, что два немецких 
подданных, Зорге и Клаузен, арестованы и им предъявлено обвинение в шпионаже. 
Нота аналогичного содержания была направлена во французское посольство в связи 
с арестом Вукелича. Французы никак не реагировали на эту ноту, видимо не зная, 
считать ли Вукелича французским подданным или югославом. Заявление Мияги о том, 
что он является американским гражданином, не было принято во внимание, и 
никакой помощи от американского посольства Мияги не получил. Анна Клаузен как 
белоэмигрантка, естественно, не могла ждать помощи.
     Посол Отт и полковник Мейзингер были потрясены арестом Зорге. Прошло почти 
три месяца, прежде чем они поняли необходимость както реабилитировать себя. В 
противном случае их могли отозвать в Берлин и строго наказать. Отт частным 
порядком попытался получить от министерства иностранных дел и военного 
министерства Японии разрешение повидаться с Зорге. Он полагал, что, повидавшись 
со своим другом, он сумеет восстановить истину и доказать, что все это является 
ошибкой. Мейзингер попытался применить такую же тактику в отношении полковника 
Осаки, но и Отт и Мейзингер получили резкий отказ. Им было заявлено, что никому 
не разрешается встречаться с арестованными до окончания следствия. Пытаясь 
обезопасить себя, и Отт и Мейзингер послали в Берлин донесение об аресте Зорге, 
где явно намекали, что не были с ним в близких отношениях. Аналогичное 
официальное письмо они направили и японским властям.
     Японцы, видимо, только посмеивались над всеми этими маневрами немецких 
официальных лиц. Одна из причин, по которой арестованным ни с кем не 
разрешалось встречаться, заключается в исключительном умении японцев добиваться 
признания обвиняемыми своей вины.
     Первым начал давать показания Мияги, здоровье которого было сильно 
подорвано туберкулезом. После двухмесячной психологической атаки он 
капитулировал. Немалую роль в этом сыграло резкое ухудшение его здоровья. Мияги 
рассказал о своей роли в группе Зорге. Его показания были использованы в 
качестве улики против других членов группы. В порыве служебного рвения 
полковник Осаки приказал арестовать не только тех, о ком упомянул Мияги в своих 
показаниях, но и всех его друзей и родственников. К маю 1942 года за решеткой 
оказалось около сотни человек, подозреваемых в содействии группе Зорге.
     Макс Клаузен также не выдержал пыток и рассказал о своей первой встрече с 
Зорге в Китае, о том, как он был направлен на работу в Японию и как он 
действовал в качестве радиста группы в Токио. Не умолчал Клаузен и о том, как 
ему удалось провести японцев, меняя местонахождение передатчика, и об идее 
Зорге с устройством передатчика на рыбацкой шхуне. Когда Осаки услышал об этом, 
он тотчас же разослал во все уголки страны приказ найти шхуну, однако ни шхуны, 
ни шкипера отыскать так и не удалось.
     Следователей поразили цифры, которые привел Клаузен, говоря о количестве 
отправленных им донесений. В 1939 году было передано 60 донесений объемом 23 
139 групп, в 1940 году — 60 донесений объемом 29 179 групп, а в 1941 году 
Клаузен, охладевший к работе, передал только 21 донесение. Зато сам Зорге 
передал в 1941 году огромное количество донесений, объем которых исчислялся в 
40000 групп. Контрразведка сумела перехватить только небольшую часть передач, 
которая не давала ни малейшего представления о действительном объеме информации,
 отправленной Зорге в Россию. Даже у контрразведчиков это не могло не вызвать 
чувства уважения к группе Зорге.
     Зорге был бесстрашным человеком. Он с готовностью шел на оправданный риск