его свите, здешний житель: у него громадные имения в Виленском крае – более 
тысячи душ (он их получил за то, что еще в 1794 году разбил поляков при Солах и,
 переправившись вплавь через Неман, нанес им поражение у Олиты). Кроме того, в 
начале нынешнего столетия он был тут губернатором. Обо всем этом рассказал мне 
сотрудник моей канцелярии Карл Иваныч Валуа, человек дельный и дотошный.
     Граф Аракчеев, сидевший подле Беннигсена, был ко мне в высшей степени 
милостив.
     Он довольно подробно и даже заинтересованно расспрашивал о том, как 
устроена высшая воинская полиция, много ли удалось выловить агентов Бонапарта, 
каков штат моей канцелярии, доволен ли я военным министром.
     И еще мы с графом в этот вечер много вспоминали о моей службе при нем, 
когда он был военным министром, а я вернулся в Петербург после моей парижской 
ссоры с князем Петром Михалычем Волконским.
     Кстати, последний за сделанное нами вдвоем описание генерального штаба 
армии Наполеона получил звание генераладъютанта, а я, представьте себе, 
получил… выговор, который был дан мне на основании доноса Волконского, таким 
именно образом отблагодарившего меня за работу.
     При этом граф Аракчеев объяснил мне, что выговор сей делается для проформы 
и что никакого значения ему придавать на самом деле не стоит, ибо государь на 
меня отнюдь не гневается; он только не хочет расстраивать вспыльчивого да 
обидчивого Волконского. Аракчеев еще добавил, что государь на самом деле 
гневается на Волконского, коему оказалось недостаточно генераладъютантских 
погон, и он хотел еще денежной награды.
     В качестве совета мне граф Аракчеев добавил: «Эх, любезный друг, советую 
вам следовать русской пословице: с сильным не дерись, с богатым не тягайся».
     Между прочим, князь Волконский во время обеда располагался неподалеку от 
нас, и мы на него весьма весело поглядывали. Он же в это время хмуро и сердито 
пил шампанское, фужер за фужером, а в нашу сторону даже и не смотрел и сидел 
както вполоборота. Будто отворачивался от нас. Он вообще почти ни с кем не 
разговаривал; мною же и графом Аракчеевым, без всякого сомнения, оставался 
недоволен.
     Вечер прошел не так скучно (не исключено, это произошло и потому, что вид 
надутого, молчащего и недовольно косящегося в мою сторону князя Волконского 
ужасно меня веселил), как обычно бывает у графа БарклаядеТолли.
     Воинственная супруга главнокомандующего в присутствии именитых гостей была 
чуть более мирной, чем обычно, приглушив слегка свой командирский тон. Но, 
конечно, стальные нотки все равно проскальзывали, и на главнокомандующего она 
смотрела, как всегда, сурово и явно осуждающе.
     Да, я совсем было запамятовал.
     Ужин почтил своим присутствием сам канцлер Николай Петрович Румянцев. Но 
его появление и его присутствие на ужине у БарклаядеТолли представляли собой 
одну немую сцену, заключавшую в себе немало комического.
     Канцлер и в самом деле окончательно оглох и вообще был сильно не в духе, 
раздраженный, малоразговорчивый, недовольный.
     Ничего не поделаешь: за изменой следует расплата – это совершенно 
справедливо.
     Так и должно быть.
     Конечно, обидно, что нет ни малейшей возможности арестовать графа, 
чрезвычайно обидно. Но то, что его оставляют номинальным канцлером, то есть 
оставляют в роли откровенного паяца, для графа Румянцева, столь важного, столь 
самолюбивого, придающего своей особе повышенное значение, есть самое 
несомненное наказание, чуть ли не издевательство.
     Хехе, графа оставляют канцлером, но при этом полностью отставляют от дел. 
Полностью!!! Да, только так и можно проучить его, коли нет возможности предать 
суду и повесить за измену. А так он остается человеком как будто публичным, 
вершителем судеб Российской империи и одновременно никем и, значит, всеобщим 
посмешищем.
     Да, да, именно так и надо поступить, дабы впредь неповадно было.
     Полагаю, что император Александр Павлович принял единственно верное 
решение, поступив подобным образом.
     Ежели нельзя казнить, пусть хотя бы изменнику будет стыдно.
     Да, Николай Петрович Румянцев формально пока числится канцлером, но его 
дипломатическая карьера, без всякого сомнения, у нас на глазах окончательно и 
бесповоротно завершилась. Визит в Вильну графа де Нарбонна поставил в этой 
блистательной карьере жирную и решительную точку.
     А вот ежели бы не бдительность высшей воинской полиции, ежели бы не этот 
мальчишка, доставивший мне письмо канцлера Николая Петровича Румянцева к 
императору Франции, то давний, видимо, сговор графа с Наполеоном Бонапартом 
только продолжал бы набирать силу и последствия этого для нас могли бы быть 
самые непредсказуемые и даже страшные и необратимые.
     Теперь же, кажется, еще есть возможность предотвратить катастрофу – измена 
была разоблачена, не успев зайти слишком далеко.
     Однако надо честно признать: ежели бы непутевый резидент Бонапарта барон 
Биньон не прислал бы в Вильну в эти дни своего секретаря и моего бесценного 
агента Заксамладшего, преступную связь канцлера Российской империи графа 
Румянцева с императором Франции нам вряд ли удалось бы выявить. Но, слава Богу, 
это произошло.
     Поистине – слава Богу!
     Барон Биньон помог нам, предоставив русской воинской полиции случай, 
который нельзя не использовать.