Я велел передать старику, чтобы сын его, не раздумывая, соглашался на 
предложение барона Биньона.
     И еще поблагодарил его за сына – старик чуть не зарыдал при этом. И хотел 
уже вручить ему пачку ассигнаций, но он настолько решительно замахал руками, 
что мне даже стало стыдно за себя.
     Никак не думал, что самых больших патриотов России я встречу в виленских 
жидах. Тут есть какаято загадка, но я не берусь ее разгадывать (может быть, 
потом, когда на покое примусь за свои мемории).
     Мне так же непонятно и то, зачем поляки столь упорно цепляются за 
Бонапарта, ведь он никогда не даст им свободы, а вот государь Александр 
Павлович в своих заигрываниях с ними может зайти достаточно далеко. Поляки 
могли бы им пользоваться, и это было бы умно, но они предпочитают измену. Да, 
странно и непоследовательно они себя ведут, в высшей степени странно.
     Но какой чудный мальчишка оказался! А ведь закончится война, опять засядет 
за свой «Зоар» или, скорее всего, побежит всетаки к ребе ШнеуруЗалману, что 
очень жаль – столь даровитых шпионов, на самом деле, я почти не встречал на 
своем пути. Но ничего тут не поделаешь, деньгами ведь его не заманишь. Одно 
утешение, что он сейчас еще успеет пригодиться Россииматушке – война ведь даже 
и не началась еще.
     Интересно, как его захочет использовать барон Биньон? Может, в Вильну 
зашлет? Тутто мы всех и вывели бы на чистую воду. Но оставим пока мечтания.
     Около семи часов я встречался с государем.
     Завидев меня, он тут же со смехом сообщил, что графы Кочубей и Нессельроде,
 заправляющие внешней политикой Российской империи, уже получили известие о 
готовящемся визите дивизионного генерала Нарбонна. Кочубей, говорят, был к 
Александру Павловичу прежде очень близок, но теперь между ними охлаждение. Тем 
не менее именно ему император поручил заведывание внешними сношениями, и это не 
случайно – граф занимается дипломатией чуть ли не с детских лет. Поручитьто 
поручил, но говорит о Кочубее и напарнике его Нессельроде с явной издевкой.
     Так, совсем уже издевательски, государь добавил: «Кажется, милейший 
Санглен, они узнали об этом последними, но всетаки узнали до приезда графа, 
могло быть гораздо хуже».
     Кстати, о королевском происхождении Нарбонна Александр Павлович прекрасно 
осведомлен, это я ничего не знал, хорош начальник высшей воинской полиции! 
Ничего не скажешь!
     Заговорили о министре Балашове.
     – Санглен, он тобой недоволен, – сказал государь.
     – Почему же, ваше величество? – осведомился я.
     – Ты чересчур успешно разыскиваешь французских шпионов, – улыбаясь, 
отвечал он и добавил потом, подмигнув мне: – Так ты всех переловишь со своими 
резвыми ребятами, и ему ничего не останется. Пожалел бы человека.
     – Ваше величество, – парировал я. – Ежели бы вы с Балашовым могли только 
представить себе сколько тут бонапартистов! Работы хватит не только на меня да 
на него, а на целую дюжину сыскных учреждений. Да тут все почти что за 
французов. Поголовно! Одни только жиды за вас!
     – Значит, не будешь жалеть Балашова?
     – Нет, ваше величество. Работенки предостаточно. Пускай ищет сторонников 
Бонапарте: они тут, почитай, на каждом углу.
     Государь смахнул игривую усмешку с лица и сказал:
     – Строгий ты, однако. Ладно, давай копии донесений в Варшаву. Погляжу 
потом, что удалось списать твоему Шлыкову. А Балашовуто, прежнему благодетелю 
твоему, можно будет показать?»
     – Нет, ваше величество, я решительно против. Пускай ищет сам.
     Александр Павлович шутил со мною, и самый тон его убеждал, что он мною в 
общемто доволен.
     А когда я поведал ему, какое предложение получил от резидента Биньона сын 
аптекаря, то он просто просиял, непритворно просиял.
     Прощаясь, государь сказал, что непременно представит мальчишку к награде.
     – Только имейте в виду, ваше величество, денежного поощрения своих трудов 
он никак не примет.
     Государь вздрогнул, а потом, улыбнувшись, заметил:
     – Санглен, где ты находишь таких сотрудников?
     – Это они меня находят, ваше величество.
     
     
Апреля 24 дня. 12й час ночи

     Пришло донесение из Ковно от майора Бистрома. Пишет, что в последние дни у 
них стало совсем неспокойно.
     По улицам города самоуверенно разгуливают целые группки французов с явно 
военной выправкой. На балах в городском собрании открыто превозносят Бонапарта. 
На стенах домов развешивают листки, агитирующие за императора Франции. Одни 
жиды не участвуют в этой общей вакханалии.
     Бистром слезно молит о помощи. Его штат слишком малочислен для оказания 
серьезного противодействия бонапартистским акциям ковенских жителей (особенно 
активно купечество).
     Я пообещал послать ему в подчинение несколько моих людей, и сделаю это 
сегодня же. Вызову полицмейстера Вейса, и с ним мы вместе отберем человек 
пятьшесть.
     Начальник моей канцелярии Протопопов, человек в высшей степени дельный и