ежденным. 
      "Это - конец, - думал Плахов, - это возмездие за мои прегрешения". Из 
глубины памяти выплыли строки из песни Владимира Высоцкого, которые 
сопровождали его отъезд из Бангкока. Те, что запомнились ему роковой 
обреченностью и показались уже тогда пророческими: "Сгину я, меня пушинкой 
ураган сметет с ладони" - пел тогда своим узнаваемым хрипловатым голосом 
Высоцкий. "Вот и случилось - смело ураганом!" 
      Он представил наполненные слезами и ужасом огромные глаза жены и дочери. 
Поверят ли они, безмерно любящие его люди, тому, что услышат очень скоро. Он-то 
знает, как обстоит дело, но будет сопротивляться неумолимой судьбе. Сколько 
времени он сможет продержаться? 
      И снова оцепенение. И тошнотворный страх. И ожидание неизбежного конца. 
      Глава девятая 
      Выговор 
      от директора Лэнгли 
      Печальный некролог 
      В кабинете начальника Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ в 
Лэнгли двое мужчин - хозяин кабинета Джеймс Вулрич и Питер Николс, его 
заместитель. После крайне неприятной информации Джона Каллохена из ФБР и столь 
же невеселого разговора с шефом ЦРУ Лэнгли Вулрич пригласил Николса срочно 
зайти к себе. 
      "Везунчик" уже несколько минут стоял почти у самых дверей кабинета своего 
начальника. В руках он держал рюмку с коньяком, предложенную любезным хозяином. 
Веселая улыбка на его лице постепенно уступала место напряженному ожиданию. При 
взгляде на сумрачный вид шефа оно стало переходить в неприятное предчувствие. А 
Джеймс Вулрич молчал, медленно вышагивая по кабинету. Руководитель Советского 
отдела долго не решался нарушить тягостную тишину, собираясь с мыслями... 
      Начало этой тревожной и драматической сцены в кабинете Джеймса Вулрича на 
пятом этаже здания штаб-квартиры ЦРУ, которое впрямую затрагивает любимое 
детище Питера Николса - "Пилигрима", читателю уже знакомо. 
      Наконец, встревоженный необычной обстановкой и долгим молчанием своего 
шефа, крестный отец "Пилигрима", бывший резидент ЦРУ в Бангкоке сам начал 
разговор. 
      - Что-нибудь случилось, сэр? Может быть, послать телеграмму в московскую 
резидентуру и напомнить им о "Пилигриме"? 
      - В этом нет необходимости, Питер. Русские только что арестовали 
"Пилигрима". Я пока не знаю деталей, но сам факт ареста не вызывает сомнений. 
      Николс уронил рюмку на пол, она разбилась, осколки стекла разлетелись по 
кабинету. 
      Джеймс Вулрич взял себя в руки. Он уже не одинок в постигшей беде. В 
присутствии своего заместителя он ощущал чувство ответственности. Нельзя 
допускать, чтобы другие, пусть они и принадлежат к ближайшему окружению, видели 
его минутную слабость. 
      - Я только что звонил директору. Он советует всем нам сохранять 
самообладание и работоспособность. Директор не меньше нас с вами переживает 
потерю этого ценного агента. В конце концов, у каждого агента свой срок. Работа 
в разведке всегда связана с риском. Мы должны избегать того, чтобы риск был 
ненужным. К сожалению, мы не всегда можем избежать неудачи. Считайте, что нам 
не повезло. Впрочем, Питер, у вас есть чем заняться, чтобы компенсировать эту 
потерю. Не так ли? 
      Джеймс Вулрич умышленно утаил от своего заместителя кое-что из того, что 
своим шепелявым голосом наговорил ему директор ЦРУ, взбешенный провалом 
"Пилигрима". Зачем лишний раз расстраивать и без того огорошенного неудачей 
человека? 
      Не рассказал Вулрич и о недовольстве шефа тем, что "Пилигрим" попал к 
русским целым и невредимым. Ведь у агента была возможность уйти из жизни, как 
это сделал, например, не так давно наш человек из русского министерства 
иностранных дел!* Зачем же начальник Советского отдела так настаивал на 
снабжении "Пилигрима" ампулой с ядом! Агент не сумел или не успел им 
воспользоваться? - "Плохо работаете. Нельзя было допускать, чтобы его захватили 
живым! И вообще, почему русские раскрыли "Пилигрима"? Да еще так быстро?" 
      Вулрич нисколько не поразился тому, что сказал старина Билл об ампуле с 
ядом. Секреты разведки должны тщательно оберегаться. Собственно говоря, он и 
сам думал, почему же все так случилось. Ведь "Пилигрим", как сообщал резидент 
ЦРУ в Бангкоке, панически боялся быть раскрытым контрразведкой и охотно принял 
предложение американцев снабдить его "чудодейственным лекарством". Почему же он 
отказался пустить его в ход? 
      Нет, Джеймс Вулрич не жаждал смерти агента. Он бы очень удивился, если бы 
кто-то назвал его кровожадным. Просто таковы были правила игры, и он должен был 
им подчиняться. 
      Джеймс Вулрич всегда считал себя добрым христианином. Как и его боевой 
заместитель. Как подавляющее большинство офицеров и служащих Центрального 
разведывательного управления. Как наверняка и сам директор Лэнгли, которого, 
правда, уже после смерти церковь попытается причислить к богохульникам, хотя и 
не откажет ему в достойном погребении. К христианской религии в ЦРУ относятся, 
как и полагается, с должным почтением. В мраморном вестибюле здания разведки в 
Лэнгли всех входящих и выходящих встречают слова из Нагорной проповеди Христа, 
призывающие познавать истину, которая должна сделать всех людей свободными. ЦРУ,
 как ведомство благородной и справедливой страны, направляется божественным 
провидением. Библейские заповеди окружены благоговейным вниманием. Новозаветные 
постулаты призывают к кротости, к простоте, к смирению, к борьбе со злом, 
исходящим от врагов церкви. "Не убий" - из числа таких постулатов. Лишать 
одного человека жизни по прихоти другого противоречит христианской морали, 
осуждается в обществе, предается проклятию в церквях. 
      Но, конечно, понятно, что американские разведчики - не врачи и не связаны 
клятвой Ги