улице 
Академика Павлова. 
      Великое дело - удача! Она не часто посещает тех, кто ее добивается. Но и 
не отворачивается от тех, кто умеет идти ей навстречу. 
      Глава шестая 
      "Пилигрим" в Москве 
      "Ярослав Мудрый" 
      направляется в Одессу 
      В июне 1986 года Лев Михайлович Плахов возвращался на Родину из 
долгосрочной заграничной командировки. Возвращался в одноместной каюте первого 
класса суперсовременного теплохода. В Одессе, куда после почти двухнедельного 
"хождения" по двум океанам прибывал теплоход "Ярослав Мудрый", его ожидала жена,
 приехавшая из Москвы встретить мужа. У него был громоздкий багаж, аккуратно 
упакованный в тяжелые ящики в далеком Бангкоке. Дочь-старшеклассница, 
обремененная школьными экзаменами, осталась дома в Москве с бабушкой. 
      Еще через сутки - они показались Плахову томительной вечностью 
комфортабельный поезд-экспресс доставил его в столицу. Здесь начиналась его 
заокеанская эпопея. Здесь, в кругу восторженно встретившей его семьи, среди 
радушных друзей, среди коллег-сослуживцев ему предстояло нести свой страшный 
крест. 
      Долгое путешествие по морям и океанам не принесло Плахову успокоения. И 
вовсе не потому, что пришлось страдать от морской качки или переживать 
ненастную погоду. Она была лояльной к пассажирам теплохода. Море оставалось 
спокойным, солнце - по-тропически горячим и ярким, воздух - влажным. 
      Плахов почти не выходил из каюты. Он беспрерывно думал о злых и жестоких 
превратностях судьбы, так круто повернувших теперь всю его жизнь. В гнетущие 
раздумья врывался тяжелый хмельной сон, а потом следовало не менее тяжелое 
похмелье. 
      Плахов панически боялся. Страх разоблачения не давал покоя, мучил днем и 
преследовал кошмарными сновидениями по ночам. Не раз поздним вечером и глубокой 
ночью, когда теплоход плыл в Южно-Китайском море и Малаккском проливе, 
поднимался сильный муссонный ветер, и тогда Плахову, сумрачно взиравшему из 
окна каюты на сплошную стену дождя, приходили мысли покончить со всем этим 
кошмаром. Но утром ветер стихал, море успокаивалось, и к нему возвращалась 
неистребимая страсть к жизни. И жалость к себе. И надежда на то, что все может 
закончиться не так уж плохо, как ему казалось. Не хотелось думать о себе, как о 
слабовольном человеке, который оступился, потерял твердую опору под ногами. 
      Великая жалость к себе, к своей несчастной судьбе овладевала тогда Львом 
Михайловичем, и связь с ЦРУ казалась ему черной несправедливостью. Именно в 
такие минуты - он не хотел себе признаваться - и появлялось откуда-то из 
глубины желание подзаработать на подневольном сотрудничестве с американцами. 
      Предатель? - нет, так о себе Плахов не думал. Он не считал себя человеком 
с враждебной идеологией, с низкими моральными качествами, психологически 
созревшим для измены. Нет, не родство души, не честолюбие, не корысть 
определяли то запутанное положение, в котором он очутился. Плахов готов был 
расплакаться от собственного бессилия. 
      Время лечит. Оно по-своему лечило сотрудника Первого Главного управления 
КГБ. Уже на подходе теплохода "Ярослав Мудрый" к Босфорскому проливу он 
принялся успокаивать себя надеждами на то, что ему, несмотря ни на что, удастся 
освободиться из капкана, который, захлопнувшись в Бангкоке, сейчас сжимал его в 
своих стальных объятиях. Он пойдет к тайнику, который заложит для него 
московская резидентура ЦРУ, возьмет то, что в нем будет оставлено американскими 
разведчиками. Он утешил себя тем, что его интересуют не столько деньги, которые 
в тайнике окажутся, сколько то, что может раскрыть его, Плахова, если бы 
контрразведка обнаружила контейнер. Ну, а потом он решит, что делать. Во всяком 
случае, служить ЦРУ он не намерен. По крайней мере, длительный срок. Он 
попытается избавиться от своих обязательств. Может быть, просто уйдет из 
разведки. Найдет какой-то подходящий предлог и сообщит об этом американцам. 
Тогда они, наверное, потеряют к нему интерес и оставят в покое. В конце концов, 
не навечно же судьба связала его с разведывательной службой! Однако вначале он 
вытянет у американцев побольше, а, возможно, и узнает что-то такое, что сделает 
его героем в глазах своих, когда он придет к ним с информацией о ЦРУ. 
      Теплоход подходил к Одессе. Плаховым все больше и больше овладевало 
чувство беспокойства и какой-то апатии. Оно давило и вызывало приступы 
безысходности. В такие минуты он уже не сомневался, что ход времени для него 
заканчивается. Потом опять приходила мысль порвать контакт с американской 
разведкой, и сама эта мысль казалась Льву Михайловичу Плахову спасительной и 
заманчивой. Он старался забыть, какую цену ему уже пришлось заплатить за 
предательство, не думал о том, какие секреты выдал противнику, какой ущерб 
нанес своей службе и своей стране. Все это отступало перед фантастическими 
планами и расчетами на то, что удастся спастись и уцелеть самому. Но Плахов 
обретал призрачную надежду: в опасной игре с американской разведкой на 
собственной территории преимущества будут на его стороне. 
      Кнут и пряник 
      В Лэнгли вербовку "Пилигрима" - сотрудника советской разведки считали 
своим крупным достижением. Организация шпионажа против СССР относилась к числу 
несомненных приоритетов, и там были убеждены, что проникновение в советские 
спецслужбы может дать ответ на непростой вопрос: удалось ли русским внедрить 
своих "кротов" на ключевые объекты США. 
      Русский "крот" - наваждение и кошмар Вашингтона. Поисками коварного 
советского шпиона занимались и в Федеральном бюро расследований, и в 
Цен