сменялась мягкой лиричностью юга. От малахитовых гор падали тени на долину, 
изрезанную оврагами. И очертания оврагов были похожи на причудливые деревья, на 
крылатых драконов, будто вырезанных искусными резчиками на гигантском плоском 
камне.
     Обедали в Цзинане в низенькой тесной столовой при аэродроме. Ели трепангов,
 бамбуковые ростки, закончили обед капустным супом. Анна сидела за столом, не 
снимая пальто, боялась показаться слишком полной.
     После Цзинаня летели еще несколько часов. Погода испортилась, и Янцзы, 
разлившаяся, как в половодье, почти не была видна в туманной дымке. Стало 
покачивать, самолет проваливался в воздушные ямы и Анне было уже не до 
нежно-зеленых рисовых полей, плывших внизу.
     На аэродроме, усталая, разбитая, она наняла рикшу и поехала в гостиницу. 
До назначенной встречи оставалось немного больше двух часов. Анна привела себя 
в порядок, переоделась, извлекла из пояса пленку, уложила ее в коробку от 
конфет, аккуратно завернула и перевязала лентой. Когда стемнело, Анна Клаузен 
вышла из гостиницы и отправилась на Баблингвелроод, улицу Гремящего родника. 
Теперь она была в светлом летнем костюме, и лацкан ее жакета украшала черная 
брошь с искусственным диамантом. Чехи, судетские немцы - превеликие мастера на 
такие украшения.
     На улицах уже зажглись фонари, когда Анна Клаузен остановилась перед 
витриной универсального магазина. В руках у нее была сумочка и коробка конфет. 
Анна была поглощена изучением выставленных нарядов, но вот перед ней появилась 
женщина с такой же диамантовой брошкой.
     - Послушайте, - воскликнула она, - у вас такая же брошь, как и у меня!
     - Мне привезли ее из Карлсбада, - ответила Анна заученной фразой.
     Они стояли будто две приятельницы, встретившиеся случайно на улице. 
Женщина попросила Анну подержать ее сверток - что-то попало в туфлю.
     - Благодарю вас! Теперь хорошо.
     Анна отдала ей свой сверток, и они разошлись. Задание было выполнено. Анна 
Клаузен облегченно вздохнула.
     Она вернулась в гостиницу, распаковала сверток и вынула из него зеленую 
пачку долларов. Пересчитала - пять тысяч. Утром она пошла на набережную, где 
находился английский банк, положила деньги на счет Клаузена и теперь была 
совершенно свободна. Еще через день Анна вернулась в Токио...
     1937 год ознаменовался в Японии значительными перестановками фигур на 
военных, дипломатических и правительственных постах. Началось это с Квантунской 
армии. Генерал Итагаки возвратился в генеральный штаб, а его место в Маньчжурии 
занял бывший начальник военной полиции полковник Тодзио. Генерал Доихара уехал 
в Китай на командную работу, а летом во главе японского правительства стал 
принц Фумимаро Коноэ, известный своими прогерманскими взглядами.
     Перестановки в японских верхах неожиданно отразились на деятельности 
группы Рамзая. Помощник Рихарда Зорге - известный обозреватель Ходзуми Одзаки 
сделался советником премьер-министра по китайским вопросам.
     Раз в неделю по средам принц Коноэ приглашал на завтрак наиболее близких 
друзей, и Ходзуми Одзаки стал непременным участником этих “сред”. Обычно 
собирались в отдельном кабинете какого-либо ресторана. Хозяйка заранее 
приносила на большом блюде ломти тонко нарезанного мяса, овощи, сою, специи, 
ставила на стол две газовые жаровни и оставляла мужчин одних. “Любители 
завтраков”, как называли политический кружок принца Коноэ, сами готовили себе 
пищу и разговаривали на сокровенные темы. “Любителей завтраков” называли еще 
“мозговым трестом” - за приготовлением пищи, за неторопливой трапезой, сидя на 
циновках вокруг длинного невысокого столика, они обсуждали важнейшие 
государственные проблемы, выдвигали неотложные планы. Здесь рождались идеи, 
находившие потом отражение в политическом курсе правительства.
     У Ходзуми Одзаки был и еще один пост, служивший прекрасным источником 
информации. С некоторых пор, он стал консультантом исследовательского отдела 
Южно-Маньчжурской железной дороги. Названием “исследовательский отдел” 
маскировалась группа экономической разведки разветвленного промышленного 
концерна, управляющего маньчжурскими делами. Компания Южно-Маньчжурской 
железной дороги владела контрольным пакетом акций многих японских промышленных 
и торговых объединений, действовавших в Северном Китае. Компания обменивалась 
информацией с наиболее крупными промышленными концернами, в том числе с Мицуи и 
Мицубиси. “Исследовательский отдел” получал важные сведения о военной 
промышленности Японии и часто сам готовил секретные справки для японского 
генерального штаба.
     Что касается художника Мияги, то он продолжал заниматься армией в 
несколько ином плане - он вращался среди заурядных офицеров, но это совсем не 
значило, что Мияги получал второстепенную информацию.
     Среди приятелей Мияги, работавших в военном министерстве, был молодой 
офицер, любитель живописи, с которым они частенько встречались в городе, а 
порой уезжали вместе писать с натуры в деревню, на берег реки, пробираясь в 
самые глухие чудесные уголки. Однажды весной, установив мольберты, они рисовали 
старый храм над заброшенным прудом и лебедей, которые все время уходили из поля 
зрения.
     - Жаль, - сказал спутник Мияги, опуская палитру, - сегодня мы не закончим, 
а мне теперь долго не удастся вернуться к этой картине... Придется заниматься 
макетом. Он такой огромный, как это озеро...
     Офицер мимоходом сказал, что на макете изображен весь Китай с горами, 
долинами рек. Он является точной копией крупномасштабной карты. Для макета 
отведен специальный большой зал. Остальное Мияги домыслил сам и немедленно