Начальник генерального штаба ответил в Берлин, что военное руководство 
Японии не возражает против идеи Риббентропа, но желает изучить и уточнить 
некоторые вопросы и для этой цели направляет в Берлин подполковника генштаба 
Вакамацу.
     Было еще сообщение о прибытии Вакамацу в Берлин и его встрече с Бломбергом 
- военным министром Германии.
     В конце полковник Осима докладывал, что в связи с заключением 
советско-монгольского пакта о взаимопомощи германская сторона считает 
целесообразным вести дальнейшие переговоры по дипломатической линии, придав 
договору форму антикоммунистического пакта.
     - Что ты на это скажешь? - спросил Отт.
     - То же, что прежде, - в Берлине недооценивают силы русских и 
переоценивают военный потенциал Японии. Это пахнет авантюризмом.
     - Но не могу же я сказать это фон Бломбергу!
     - Не знаю, - пожал плечами Зорге. - Это я говорю тебе, а не Бломбергу...
     - Возможно, ты и прав, - в раздумье произнес Отт.
     Теперь доктор Зорге мог свести концы с концами в тех разрозненных 
сведениях, которые приходили к нему раньше. Понятной стала и последняя фраза 
штабного офицера: “Теперь это не наша забота”. Генеральный штаб передавал свои 
функции в переговорах министерству иностранных дел.
     Одзаки и Зорге долго обсуждали, почему все так получилось. Они пришли к 
выводу, что прямые военные переговоры между генеральными штабами Японии и 
Германии были прерваны в связи с подписанием советско-монгольского договора. В 
самом деле, теперь Квантунская армия не сможет уже создать военный конфликт в 
Монголии по образцу “мукденского инцидента”. Конфликт на ее границах сразу же 
вызовет соответствующую реакцию в Советском Союзе. Теперь Японии и Германии 
нужен был более гибкий, дипломатический договор. Таким договором мог быть 
антикоминтерновский пакт - внешне против “мирового коммунизма”, а фактически 
против Советской страны.
     Эти тайные замыслы удалось раскрыть. Под антикоминтерновским пактом 
скрывался военно-политический сговор, таивший в себе серьезную угрозу для 
Советского Союза. Дальнейшие события подтвердили этот вывод. Позже Зорге писал:
     "С самого начала, как только я узнал, что рассматривается какой-то вариант 
пакта, я понял, что немецкие правящие круги и влиятельные японские военные 
руководители хотели не просто политического сближения двух стран, а самого 
тесного политического и военного союза.
     Задача, поставленная мне в Москве, - изучение германо-японских отношений, 
теперь встала в новом свете, поскольку не было сомнения, что главным, что 
связывало две страны в то время, был Советский Союз, или, точнее говоря, их 
враждебность к СССР. Поскольку я в самом начале узнал о секретных переговорах в 
Берлине между Осима, Риббентропом и Канарисом, наблюдения за отношениями между 
двумя странами стали одной из самых важных задач моей деятельности. Сила 
антисоветских чувств, проявленная Германией и Японией во время переговоров о 
пакте, была предметом беспокойства для Москвы”.
     Дальнейшие наблюдения за подготовкой антикоминтерновского пакта легли на 
плечи Одзаки. Он завоевывал все большее доверие в правительственных кругах, 
сблизился с влиятельными людьми, среди которых были принц Коноэ, ставший в 
дальнейшем японским премьер-министром, принц Сайондзи - внук старейшего члена 
императорского совета Генро, секретарь правительственного кабинета Кадзами 
Акира, с которым Ходзуми учился в Токийском университете.
     Стояла осень - пора хризантем, когда Одзаки приехал к секретарю кабинета 
посоветоваться относительно своей статьи для “Асахи”.
     - По сведениям, которыми я располагаю, - сказал Одзаки, - переговоры в 
Берлине ни к чему не привели. Не так ли?
     - Одзаки-сан, - вежливо и снисходительно улыбнулся Кадзами, - оказывается, 
и вы не всегда проницательны! Как раз наоборот, скоро мы будем свидетелями 
международной сенсации номер один. Переговоры не только не прерваны, но уже 
готов полный текст договора, и не дальше как завтра его обсудит Тайный совет... 
Сейчас это уже не является особой тайной. Мы не сообщаем об этом в печати 
только из тактических соображений. Опубликование пакта может помешать 
подписанию рыболовной конвенции с русскими. Лучше, если они ничего не будут 
знать до того, как подпишут конвенцию... Только поэтому газетам запрещено 
печатать информацию об антикоминтерновском пакте.
     После февральского мятежа на пост председателя Тайного совета указом 
императора был назначен фашиствующий барон Хиранума, тот самый, которого 
военной клике не удалось сделать премьером. Обсуждение договора перешло в его 
руки. Не могло быть никаких сомнений, что Тайный совет договор утвердит.
     Секретарь был столь любезен, что познакомил Одзаки с рекомендацией 
кабинета, направленной председателю Тайного совета:
     "В результате японо-германских переговоров, - говорилось в послании, - оба 
правительства пришли к пониманию того, что при подписании пакта должен быть 
включен специальный пункт для координации вышеуказанных действий”.
     Фраза в послании председателю Тайного совета была сформулирована туманно, 
и чувствовалось, что за ней что-то кроется.
     - Узнаю ваш осторожный стиль! - рассмеялся Одзаки. - "Не лучше ли сказать 
прямо, что это значит.
     - О нет, - возразил секретарь. - Давно известно: дипломатам язык дан, 
чтобы скрывать свои мысли. Послания преследуют ту же цель. Об этом специальном 
пункте нельзя говорить нигде и никогда... Никогда! - повторил секретарь 
правительственного кабинета и назидательно погрозил пальцем.