отмечалось: «Квантунская армия исходя из общей политики по возможности будет
стремиться к установлению дружеских взаимоотношений с СССР и воздерживаться от 
мер,
которые могут нервировать последних…» Информация была исключительной важности,
исходила из такого ценного, хотя и невольного источника, как начальник штаба 
армии, и
подтверждала предположения некоторых советских политических и военных деятелей,
утверждавших, что в 1932-м войны не будет. В Москве могли вздохнуть с 
облегчением.
Разрозненные и разобщенные китайские войска отступали в западном, восточном и 
северном
направлениях к советским границам. Части Квантунской армии готовились к 
очищению
Маньчжурии от китайских войск, и начальник штаба сообщал военному атташе об 
этом и
уточнял в телеграмме: «В целях укрепления основ маньчжурской государственности
Квантунская армия предполагает в скором времени выдвинуть сравнительно крупные 
силы к
советским границам для очищения пограничных районов от мятежников». Иными 
словами,
готовилось крупное наступление японских войск, и Квантунская армия выходила к
советским границам на всем протяжении от Забайкалья до Владивостока. 
Подразумевалось,
что пересекать границу и вступать на советскую территорию японские части не 
собираются.
Сил для этого у Квантунской армии в 1932-м еще не было. Надежных сил, чтобы 
дать
сокрушительный отпор в случае нарушения советских границ весной 1932-го, не 
было и у
ОКДВА. Весной 1932-го мероприятия по усилению дальневосточной группировки 
только
начинались, и до их завершения было еще очень далеко.
На следующий день Кавабэ отправил две телеграм
арми
ч в
, отмечал:
«2) М
е
апреля, направленной в Токио, он приводит мнение сотрудника
англи
отправленная Балицким Кагановичу, была
неодн о
еченным делам личного архива Сталина, документы политической
разве
ранов, курировавший __________работу разведки,
предс
и. В конце апреля и в мае он отправил также три телеграммы помощнику начальника
генштаба. Все эти документы были перехвачены, расшифрованы и доложены 
Кагановичу и
членам Политбюро. Военный атташе внимательно следил не только за событиями и
обстановкой в Москве, что он обязан был делать по своей должности, но и за 
обстановкой
внутри Японии. И не только следил, но и давал свои оценки и рекомендации, 
конечно, в
весьма почтительной форме. В телеграмме от 25 мая за № 25 он писал: «Позволю 
себе,
находясь в центре СССР, следящего с большим вниманием за ситуацией внутри 
империи,
высказать в порядке мнения „лягушки, сидящей в колодце“, следующее…» И эта
дипломати еская лягушка квакала, высказывая вполне ерные суждения.
В своих телеграммах начальнику штаба Квантунской армии он, в частности
ожно считать, что СССР уже отказался от мысли распространять свое политическое
влияние на Северную Маньчжурию. Но что касается оставления в своих руках КВЖД, 
то
будет правильным считать, что Советский Союз по-прежнему проявляет большую
привязанность к этой дороге… Я полагаю, исходя из внешней и внутренней ситуации,
 что
программа действий Вашей армии сводится к тому, чтобы как можно меньше 
нервировать
Советский Союз и сводить к минимуму угрозу в отношении советских границ. Коль 
скоро
существует такая линия поведения, мы должны декларировать перед всем миром 
смысл
акций японских войск и заставить представителей советского правительства ясно 
понять
нашу линию». И в конце телеграммы добавлял: «Выражаю пожелание, чтобы все наши
военно-оперативные мероприятия гармонировали бы с этой декларацией». Оценки 
были
высказаны трезвые и соответствовали реальному соотношению сил между двумя
государствами в то вр мя.