Разведка, конечно, с грифом «секретно» регулярно снабжала командующего 
эмигрантской
периодикой.
документов, которые добывает разведка, разная судьба. Некоторые остаются в
Цент
, ж е
»
биты папками с
фоток
. х
да в японском посольстве в Москве произошла знаменательная встреча,
котор
ванный ОГПУ, сфотографировал
докум
У
ре и используются при составлении докладов и аналитических записок,
предназначенных руководству страны. Другие более ва ны , с сопроводительными
письмами отправляются «наверх и ложатся на столы государственных, партийных, 
военных
или дипломатических руководителей. Их читают, изучают и, если необходимо, по 
ним
принимаются решения на высшем государственном, военном или дипломатическом 
уровне.
После этого они оседают в личных архивах руководителей страны. Некоторые из 
этих
документов с соответствующими резолюциями или пометками возвращаются обратно в
аппарат той разведки (политической или военной), которая их отправила 
руководству страны
для дальнейшей работы с ними. Затем они поступают в архив разведки и становятся
недоступными для независимых исследователей. Архив разведки – святая святых 
ведомства
и никогда ни при каких обстоятельствах чужака и близко не подпустят к его 
дверям. И здесь
не имеют значения ни законы о рассекречивании в связи со сроком давности, ни 
череда
десятилетий, прошедших после получения документа. К примеру: в архиве 
знаменитого ГРУ
(Главного разведывательного управления), а там все документы секретны или 
совершенно
секретны, хранятся документы военной разведки Российской империи периода 80-х 
годов
прошлого века. Четыре войны прошло, империя исчезла, ее преемник Советский Союз
развалился, а документы столетней давности засекречены до сих пор. Какой смысл 
в этом –
известно только руководству разведки. Исследователям знать этого не дано.
У Службы внешней разведки такое же положение. В архиве стеллажи за
опиями подлинных документов «Форин Офис» и других английских учреждений,
полученных перед Второй мировой войной от членов знаменитой кембриджской 
пятерки – и
ни одной так нужной историкам публикации. Ни одной публикации по документам 
1920-х
годов и первой половины 1930-х, когда разведкой руководил Артузов. А что 
касается
периода 1940—1941 годов, то, сообщая в печати агентурные донесения, вообще не
указывают, кому они докладывались и на какой высокий уровень шла эта ценнейшая
информация, если она туда шла, а не отправлялась в мусорную корзину. Двухтомник
документов «1941 год» является характерным примером такого использования
разведывательной информации политической разведки Десятки агентурны донесений – 
и
ни одного адресата, ни одной фамилии того, кому она была доложена, если была 
доложена, а
не осела в архиве разведки. Ведь не имея никаких данных о прохождении 
информации
«наверх», исследователь может предположить и такой вариант. И остается только 
одно –
искать информацию разведки в других архивах, «копать» в архивах государственных,
 не
связанных с ограничениями ведомственных архивов, а также писаными и неписаными
законами разведки.
В июле 1931 го
ой суждено было войти в историю и японской разведки, и японо-советских 
отношений.
В кабинете посла встретились посол Хирота, военный атташе подполковник Касахара 
и
генерал-майор Харада. Генерал был командирован в Европу японским генштабом с 
особыми
заданиями, связанными с подготовкой к выступлению в Маньчжурии, и ехал 
сухопутным
путем транссибирским экспрессом Владивосток – Москва. Беседа была откровенной, 
и все