сомнения и депрессия, если бы в 1970 году все не начало меняться в лучшую 
сторону: я встретил женщину, которую ждал всю жизнь - я встретил Руфу. КАК ВСЕ 
ЭТО НАЧИНАЛОСЬ. 

Найтли: Когда вас завербовали русские? Кто конкретно вас вербовал? Расскажите о 
кембриджской шпионской группе. 

Филби: Кембриджской группы не существовало. Это чепуха, выдуманная журналистами 
и авторами книг о шпионах. Я начал работать с русскими не в Кембридже. То же 
самое следует сказать о Берджессе и Бланте. В отношении Маклина я точно не знаю,
 но сомневаюсь в этом. 

Теперь о том, как все это начиналось. Когда я был девятнадцатилетним студентом, 
я старался сформировать свои взгляды на жизнь. Внимательно осмотревшись, я 
пришел к простому выводу: богатым слишком долго чертовски хорошо живется, а 
бедным - чертовски плохо и пора все это менять. 

Английские бедняки в то время считались фактически людьми низшего сорта. Я 
помню, как бабушка говорила мне: "Не играй с этими детьми. Они грязные, и ты 
можешь что-нибудь от них подцепить". И дело было не только в недостатке денег. 
Дело в том, что им недоставало еды. Я да сих пор горжусь тем, что внес свой 
вклад, чтобы помочь накормить участников голодного похода, когда они проходили 
через Кембридж. 

Как только я пришел к выводу, что мир устроен чертовски несправедливо, передо 
мной встал вопрос о том, каким образом можно изменить создавшееся положение. Я 
заинтересовался проблемами социализма. К этому времени я уже был казначеем 
общества социалистов Кембриджского университета и выступал в поддержку 
лейбористов во время предвыборной кампании 1931 года. 

Свою речь на предвыборных митингах Филби начинал словами: "Друзья мои, сердце 
Англии бьется не в дворцах и замках. Оно бьется на фабриках и фермах". 
Лейбористы потерпели тогда сокрушительное поражение, а премьер-министр Рамсей 
Макдональд вышел из партии, чтобы остаться на посту главы правительства, 
опирающегося на поддержку консерваторов и либералов. Этот шаг расценивался 
многими сторонниками лейбористской партии как предательство дела социализма. 

Филби: Эти события заставили меня расстаться с иллюзиями, однако я полагал, что 
это скорее поражение британских левых сил, нежели поражение левых сил вообще. 
Поэтому, когда в Кембридже наступили каникулы, я отправился в путешествие по 
Европе, чтобы посмотреть, как обстоят дела у левых в других странах. 

Их положение было столь же незавидным. В Германии подскочил уровень безработицы 
и с рабочим классом обращались так же плохо. Социал-демократы не производили 
сильного впечатления. Как и лейбористы в Великобритании, они, кажется, в 
критические моменты замыкались в себе. Однако существовала прочная база левых 
сил - Советский Союз, и я полагал, что должен внести свою лепту в то, чтобы эта 
база продолжала существовать во что бы то ни стало. 

В последний день моего пребывания в Кембридже летом 1933 года я решил стать 
коммунистом. Но я не знал, как это осуществить, поэтому обратился к 
преподавателю марксистской экономики Морису Доббу, которым восхищался. Добб дал 
мне рекомендательное письмо к коммунистической группе в Париже, действовавшей 
совершенно открыто. Они в свою очередь связали меня с нелегальным 
коммунистическим движением в Вене. В Австрии складывалась критическая ситуация, 
и нелегальным организациям были необходимы добровольцы. Я помогал вывозить из 
страны разыскиваемых полицией социалистов и коммунистов. 

Рассказ Филби о его пребывании в Вене отличается от общепринятой версии. До 
настоящего времени считалось, что он жил в доме польского еврея Исраэля 
Кольмана, состоял в любовной связи с его дочерью Литци, на которой впоследствии 
женился, и именно ею был втянут в кровавую схватку двух идеологий - фашизма и 
коммунизма. Согласно общепринятой версии или Литци или венгерский коммунист 
Габор Петер завербовали Филби для работы на русскую разведку. 

Филби: Моя деятельность в Австрии, видимо, привлекла внимание моих теперешних 
коллег, потому что сразу же по возвращении в Великобританию, весной 1934 года, 
со мной установили контакт и поинтересовались, не хочу ли я поступить на службу 
в советскую разведку. Это предложение я принял не колеблясь. 

Найтли: Кто это был? 

Филби: По оперативным соображениям я не назову его имени, однако замечу, что он 
не был русским, хотя и работал на русских. Он сказал мне, что восхищен моим 
решением. Вопрос состоял теперь в том, как наилучший образом меня использовать. 
Мне не нужно было отправляться в путь, чтобы погибать где-то на чужих поля 
сражений или писать военные корреспонденции в "Дейли уоркер". Меня ждали более 
важные битвы, которые предстояло выдержать, однако для этого требовалось 
проявить терпение. В течение последующих двух лет мне не давали практически 
никаких за