условиях сохранили обе контрразведывательные секции: одну - для решения очень 
важной, советской проблемы и другую - для более или менее незначительных дел. 
Несомненно, будут стараться объединить эти две секции, и тогда Каугилл, как 
старший по службе, будет бесспорным кандидатом на пост начальника объединенной 
секции. 

Мой друг интересовался, не предложат ли мне руководящий пост в этой секции. Я 
считал, что, вероятно, предложат. "Но можно ли это сказать наверняка?" - 
настаивал он. Такого утвердительного ответа я, конечно, дать не мог. Коридоры 
Бродвея были полны слухов о послевоенной реорганизации, более или менее 
основательной, и невозможно было предугадать, какие изменения произойдут в 
штатах службы в мирное время. Меня могли, например, послать за границу для 
приобретения опыта работы на местах. Мы обсуждали эту проблему на нескольких 
встречах. Наконец советский коллега задал мне прямой вопрос: а что, если пост 
начальника секции предложат не Каугиллу, а мне? Я ответил, что такое 
значительное продвижение по службе даст мне возможность больше влиять на ход 
событий, в том числе и на мои назначения в будущем. По-видимому, мой связной с 
Центром советской разведки был удовлетворен моим ответом и сказал, что к 
следующей встрече надеется получить для меня определенные инструкции. 

Инструкции были получены. Центр сообщал, что я должен сделать все, абсолютно 
все, чтобы добиться назначения начальником девятой секции, независимо от того, 
будет она слита с пятой или нет. Каугилл должен сойти со сцены. Я попытался 
возразить, что именно неучастие в ведомственных интригах помогало мне до сих 
пор получать доступ во многие сокровенные уголки службы. Однако этот довод 
признали неубедительным. Важность нового поста стоила временной потери 
репутации. Кроме того, мой друг совершенно справедливо заметил, что через 
несколько месяцев все забудут и о Каугилле, и о том, как он ушел со службы. Он 
был прав, но я все же испытывал угрызения совести. Я уважал Каугилла и многим 
был ему обязан. Однако он стал препятствием на предначертанном мне пути и 
должен был уйти с дороги. Я не мог отрицать, что, если он останется, у него не 
будет серьезного конкурента в борьбе за должность начальника девятой секции, 
так же как и у меня не будет серьезных соперников, если он уйдет. 

Хотя мои друзья и не сочли решающим фактором мое нежелание ввязываться в 
ведомственные интриги, они не оставили без внимания мои соображения. Мне было 
рекомендовано очень осторожно вести кампанию против Каугилла. Детали 
предоставляли на мое усмотрение, дав лишь общие указания. Мне не следовало 
предпринимать каких-либо открытых действий для достижения своей цели, чтобы в 
случае неудачи можно было показать, что этот пост мне навязали. Каждый ход в 
кампании должен по мере возможности исходить от другого лица. Иными словами, 
мне нужно найти союзников в борьбе за свое дело, и лучше всего их искать среди 
врагов Каугилла, а их было немало. Я понимал, что в такой обстановке мои 
надежды были не такими уж шаткими, особенно потому, что Каугилл был человеком 
гордым и честолюбивым. Если он уйдет, то уйдет навсегда. 

Мой первый выбор пал на полковника Вивьена. Это был слабовольный человек. Он 
занимал должность заместителя начальника секретной службы и был 
непосредственным начальником Каугилла. Формально Вивьен отвечал за всю 
контрразведывательную деятельность СИС. Я уже говорил, что Каугилл презирал 
Вивьена, не считался с ним и предпочитал иметь дело непосредственно с самим 
шефом. Такое пренебрежительное отношение глубоко ранило Вивьена. В прошлом он 
не раз плакался мне в жилетку из-за утраченного им влияния, чем ставил меня в 
неловкое положение. Теперь же я приветствовал эти сентиментальные сценки, и 
очень скоро Вивьен стал спрашивать меня, весьма кстати, как быть с Каугиллом. 

Ясно, что по своему положению я не вправе был обсуждать с ним его жалобы, но 
мог посоветовать направить их по другим каналам, более близким к источникам 
власти. Предлагать ему поставить вопрос перед шефом было бесполезно. Вивьен 
боялся шефа почти так же, как Каугилла. Были, однако, другие люди, которые 
пользовались расположением шефа и с которыми ему приходилось считаться. 

Наиболее подходящим из них был Кристофер Арнольд-Форстер. Когда я впервые 
поступил в СИС, он состоял в военно-морской секции, обрабатывая 
разведывательную информацию для адмиралтейства. Шеф поместил его тогда в 
кабинет напротив своего, дав ему должность старшего штабного офицера. Возможно, 
впоследствии шеф пожалел об этом назначении, но фактически оно было одним из 
самых удачных. Арнольд-Форстер обладал ясным умом и необыкновенной способностью 
уловить суть дела в бюрократическом хаосе. Кроме того, он отличался прекрасным 
стилем письма и речи. Он был также одним из самых мужественных людей, которых 
мне довелось встречать. Большую часть рабочего дня Арнольд-Форстер мучительно 
задыхался, сидя за столом, уставленным пузырьками с разными желудочными 
лекарствами. Я считал, что если он с его умом займется нашей проблемой, то 
очень скоро поймет недопустимость положения, когда руководитель 
контрразведывательно