озиция к 
политике дня (какой бы она ни была) вносила в нашу жизнь нечто человеческое. 

За несколько недель до вторжения в Северную Африку Каугилл спросил, не возьму 
ли я на себя обязанности по этому району. Прежде Северная Африка входила во 
французское направление, но по причинам, не очень мне понятным, было решено, 
что передача ее в мое ведение принесет только пользу. Я без колебаний принял 
предложение. Нам удалось к тому времени довольно основательно прижать абвер в 
Испании и Португалии, мы регулярно захватывали немецких агентов, и у меня не 
было оснований отказываться от дополнительных обязанностей. Меня лично 
устраивала возможность быть ближе к активным боевым действиям. Расширение сферы 
моей деятельности в тот критический момент внушало надежду, что в дальнейшем, 
по мере продвижения союзных армий, круг моих обязанностей станет еще шире. Эта 
надежда со временем оправдалась. 

Мои новые обязанности скорее были связаны с политикой, чем с разведывательной 
работой. Вышеупомянутые специальные группы, должным образом сформированные и 
приданные армейским штабам, получили название специальных контрразведывательных 
подразделений (СКП). Этот термин - безусловный американизм, уступка, вызванная 
тем, что верховное командование возглавлял американец. Нам раздали также новые 
штампы с грифом "Топ Сикрет" вместо "Мост Сикрет" ("Top Secret" - американский 
термин в отличие от "Most Secret" - английского термина. Оба переводятся как 
"Совершенно секретно", - Прим. пер.). Все это было лишь прелюдией к последующим 
событиям, но тогда англичане по своей наивности восторженно относились к своему 
"драгоценному Эйзенхауэру". 

Основная наша работа, если можно так ее назвать за неимением лучшего слова, 
касалась в то время отношений с французами. В течение некоторого времени к 
пятой секции был прикреплен деголлевский контрразведчик с весьма 
неопределенными функциями. К нему прикомандировали самую хорошенькую секретаршу 
на том основании, что она говорила по-французски, а в остальном держали его на 
почтительном расстоянии. Трудно сказать, что заставляло Каугилла сохранять 
сдержанность по отношению к Пасси, возглавлявшему деголлевскую разведывательную 
организацию - Центральное бюро информации и действий. Зато, когда резко 
изменилась политическая ситуация и недавние враги Дарлан и Жиро стали друзьями, 
Каугилл с распростертыми объятиями встретил вишистского контрразведчика майора 
Пайоля. Майор на самом деле оказался очень приятным человеком, и его враждебное 
отношение к странам оси не вызывало сомнений. И все же я никак не мог понять, 
какую пользу интересам разведки приносило взятое Каугиллом обязательство 
защищать Пайоля от всех и вся. Возможно, Каугилл просто не мог относиться к 
нему иначе. Что из всего этого в конце концов получилось, я не знаю. Прежде чем 
этот вопрос разрешился, если он вообще разрешился, я ушел с головой в проблемы 
итальянской кампании. 

Расширение Каугиллом в 1942-1943 годах круга моих обязанностей - сначала 
передачей мне Северной Африки, а затем и Италии - наводило на мысль, что я 
начинаю делать карьеру в секретной службе. Это подтвердилось вскоре после 
нашего переезда в Лондон. До этого в редкие периоды своего отсутствия - по 
случаю отпуска или по делам службы - Каугилл оставлял за себя своего 
заместителя Фергюсона. Фергюсон тоже пришел в секцию из индийской полиции и 
запомнился мне главным образом своей болезненной нерешительностью. 

Однажды Каугиллу предстояло нанести официальный визит в Соединенные Штаты, где 
он предполагал пробыть две-три недели. Накануне отъезда Каугилл ознакомил всех 
сотрудников пятой секции с приказом, который гласил, что в его отсутствие 
Фергюсон будет выполнять обязанности заместителя по административным вопросам, 
а я в таком же качестве буду ведать всеми разведывательными делами. Так мне 
впервые официально дали понять, что я стою на ступеньке к повышению. Бедный 
Каугилл! 




Глава V.

Всё выше и выше.


Один умный сотрудник МИ-5 написал однажды на документе: "Это дело 
исключительной важности, и поэтому его следует поручить низовым работникам". За 
две-три недели отсутствия Каугилла, находившегося в Соединенных Штатах, пока я 
сидел в его кресле, у меня было достаточно причин поразмышлять над этим 
изречением. Теперь, когда я поднялся на более высокую ступень, большая часть 
текущей работы оказалась относительно простой. Начальники других подсекций, 
видимо, вполне справлялись со своими задачами и не очень нуждались в моем 
руководстве. Но когда я занялся делами самого Каугилла, то столкнулся 
прямо-таки с чудовищной путаницей, и это послужило мне наглядным уроком того, 
насколько пагубно влияют ведомственные интриги на дела разведки. Такая 
неразбериха предвещала мне большие неприятности. 

За несколько недель до отъезда Каугилл созвал специальное совещание начальников 
подсекций. Он информировал нас, что вместе с Клодом Дэнси работает над одним 
делом. Дело было большого потенциального значения и с такими серьезными 
политическими оттенками, что Каугилл считал необходимым продолжить работу над 
ним лично. Однако, по мнению Каугилла, мы должны иметь общее представление об 
этом деле на случай, если в нашей работе выявится что-нибудь имеющее к нему 
отношение. И Каугилл сделал чрезвычайно туманное сообщение. Видимо, он был 
очень утомлен, так как говорил бессвязно, и нам трудно было уловить смысл. Мы 
только поняли, что какие-то враждебные силы готовят или уже подготовили некий 
гигантский план. Характер и цель этого плана пока не ясны. "Я лично считаю, - 
ск