|
вался каждый:
рейхстаг был подожжен самими нацистами ради того, чтобы престарелый Гинденбург
согласился подписать законы о введении чрезвычайного положения и чтобы найти
оправдание начавшимся репрессиям.
В Париже сложилась чрезвычайно активная группа, в работе которой приняли
участие Андре и Клара Мальро, Жан Гюенно, итальянец Кьяромонте. Двое немецких
писателей-коммунистов - Вилли Мюнценберг и Густав Реглер опубликовали на многих
языках "Коричневую книгу", получившую широкое распространение. Подлинный смысл
событий становился достоянием гласности.
В начале сентября один из антифашистских комитетов образовал в Лондоне
Международную комиссию по расследованию, которая решила провести заранее
слушание дела о поджоге рейхстага. В работе комиссии, проходившей под
председательством крупного лондонского адвоката, советника Двора Ее Величества
Дениса Ноуэлла Притта, приняли участие французские, английские, американские,
бельгийские, швейцарские общественные деятели, и в частности Гастои Бержери,
г-жа Моро Джиафери, г-жа Анри Торрес, Артур Хейс, Вермелен. Место прокурора в
ходе этого процесса занимал сэр Стаффорд Криппс, изложивший все известные факты
и пояснивший, что данная имитация судебного разбирательства не имеет подлинной
юридической силы и служит лишь тому, чтобы выяснить истину, которой
определенные обстоятельства мешают выявиться в самой Германии.
К моменту завершения работы комиссии с полной определенностью выяснилось, что,
хотя ван дер Люббе и являлся одним из поджигателей рейхстага, он мог быть лишь
орудием в чьих-то руках. В чьих же? На этот вопрос комиссия ответила
определенно: в руках нацистов, и в особенности Геринга, который таким образом
становился главным обвиняемым. 11 сентября г-жа Моро Джиафери, получившая к
этому времени массу писем, содержавших угрозы по ее адресу, громогласно
заявила: "Нет в мире ни такого суда, ни такого правопорядка, которые, даже
будучи настроены негативно в отношении обвиняемых, смогли бы хоть на миг
допустить обоснованность всех этих смехотворных доказательств. Да, но теперь
надо спасать лицо тому, кто выходит на сцену из-за спины этих людей, которых
решено погубить. Теперь речь идет о спасении того, кто уже осужден всеми
честными людьми, Геринга..."
"Кто был в Берлине 27 феврали вечером, имея в своем распоряжении ключи от
рейхстага?
Кто направлял действия полиции?
Кто контролировал режим полицейского надзора и мог его усилить или снять
совсем?
Кто имел ключи от подземных переходов, через которые поджигатели проникли в
здание рейхстага?
Этот человек не кто иной, как Геринг, министр внутренних дел Пруссии и
председатель рейхстага!"
Итак, спасти лицо... Это была фраза, брошенная г-жой Моро Джиафери, и это было
как раз то, чем занимался суд в Лейпциге. Здесь среди обвинителей царила паника,
и они сами лишь пытались защититься от яростных нападок разъяренного
Димитрова; остальные четверо не доставляли им хлопот. Ван дер Люббе неизменно
находился в состоянии мрачного отупения и на все вопросы дал лишь несколько
односложных ответов. А Танев и Попов не знали ни одного слова по-немецки. Ход
судебных заседаний определял Димитров. Именно он стал обвинителем. И его
обвинения были настолько точны, что 17 октября доктор Вернер, государственный
обвинитель, был вынужден принять решение, ошеломившее присутствующих. Он взял
ту самую "Коричневую книгу", которую опубликовали эмигранты, и стал страница за
страницей пытаться опровергнуть содержащиеся в ней обвинения, утверждая, что
речь идет о клеветнических измышлениях!
Таким образом, обвинители стали обвиняемыми и на всем протяжении дальнейших
судебных заседаний пытались лишь оправдаться.
В суд для дачи показаний были вызваны лица, имена которых в Германии
произносили только шепотом: руководитель штурмовых отрядов Силезии Гейне,
префект полиции Бреслау граф Хеллендорф, руководивший берлинскими штурмовиками
в момент пожара, префект полиции Потсдама, штурмовик Шульц и, наконец, сам
Геринг!
Гизевиус оставил красочное описание появления Геринга перед судом. Этот
популярный Герман обычно разыгрывал на публике одну из излюбленных им ролей
"ближайшего соратника", "национального героя" и т.д. Но в тот момент он
предпочел играть роль "железного человека", и именно этот образ он избрал для
выступления в суде.
Он появился там в светлом охотничьем костюме, в высоких сапогах, стучавших по
паркету, с напускным спокойствием, которое, однако, скоро его покинуло. Уже
через несколько минут он стал красным и потным от ярости, сотрясал криком свод
зала судебных заседаний. Он был ошеломлен поворотом судебного разбирательства.
Он не понимал причин, по которым судьи занялись этой "Коричневой книгой",
"подстрекательским сочинением, которое он уничтожает повсюду, где находит".
Со
|
|