ризнаем лживых выдумок адвокатов, ни их китайской грамоты и 
юридических тонкостей". 

Действительно, никогда нацисты не считались с "адвокатской китайской грамотой". 
Один лишь раз они попытались использовать в целях пропаганды большой публичный, 
тщательно отрепетированный ими судебный процесс, но и эта попытка обернулась 
для них крахом. 

21 сентября 1933 года в Верховном суде "третьего рейха", заседавшем во Дворце 
юстиции Лейпцига, начался второй акт той драмы, которая в феврале потрясла 
Германию и весь мир. Семь месяцев прошло с того дня, когда наполовину обрушился 
купол рейхстага, объятый пламенем, и свободная либеральная Германия рухнула 
вместе с ним во все пожирающий огонь нацистских пожарищ. В эти дни новые 
хозяева рейха пытались оправдать себя в глазах международного общественного 
мнения, поскольку после пожара рейхстага никто в мире не верил в сказки о 
причастности к нему коммунистов. А эта нацистская версия уже позволила к тому 
времени начать жестокие репрессии и подавить оппозицию, без чего 
национал-социалисты, еще не вполне окрепшие, не смогли бы удержать власть в 
своих руках; 

Судья Бюнгер, поседевший в служении Фемиде, в окружении четырех заседателей в 
красных мантиях в ходе пятидесяти четырех судебных заседаний прилагал все 
мыслимые усилия, чтобы придать хотя бы минимальную пристойность развернувшимся 
судебным прениям, которые то и дело выходили из-под его контроля. 

На скамье подсудимых расположились пятеро обвиняемых, которых, как это было 
очевидно, свело здесь лишь случайное стечение обстоятельств, использованное 
организаторами процесса. Первым был полусумасшедший голландец ван дер Люббе, 
арестованный в горящем рейхстаге и который, вне всякого сомнения, был одним из 
поджигателей. Рядом с ним находился Торглер, бывший руководитель группы 
коммунистов-депутатов рейхстага, один из наиболее известных ораторов германской 
компартии, уступавший по популярности лишь ее руководителю Эрнсту Тельману. Он 
по собственному почину явился в полицию на следующий день после пожара 
рейхстага, чтобы изложить свою точку зрения на события, и был тут же арестован. 
Обвинение против него держалось на показаниях двух подозрительных субъектов 
депутатов Фрея и Карвана, бывших активистов компартии, перешедших в ряды 
Национал-социалистской немецкой рабочей партии. Они заявили под присягой, что 
видели, как Торглер в день пожара входил в рейхстаг вместе с ван дер Люббе. 
Судье эти свидетельства показались заслуживающими доверия. Гораздо больший 
интерес представляли трое других обвиняемых. Это были болгары, арестованные при 
весьма странных обстоятельствах. Некий Гельмер, официант ресторана "Байернгоф", 
что на Потсдамерштрассе, увидел в газетах фотографию ван дер Люббе. Он также 
прочел объявление, обещавшее 20 тыс. марок тому, кто сможет помочь в розыске 
его сообщников. Гельмер вспомнил, что видел ранее ван дер Люббе в своем 
ресторане, куда он заходил с тремя незнакомцами, выглядевшими, конечно, как 
"большевики". То обстоятельство, что "Байернгоф" был рестораном достаточно 
высокого класса, чтобы бродяг вроде ван дер Люббе не пускали далее порога, было 
проигнорировано. Полиция устроила засаду в "Байернгофе" и 9 марта арестовала 
там трех его завсегдатаев. У двоих оказались паспорта, не вызывавшие на первый 
взгляд сомнений, а у третьего документов не было. По паспортам первые двое 
числились как доктор Гейдигер и Панев. Полиции потребовалось лишь несколько 
минут, чтобы установить, что эти документы фальшивые. Тогда все трое признались,
 что они являются гражданами Болгарии, и дали свои настоящие имена: Благой 
Попов, Васил Танев и Георгий Димитров. 

Димитров! Как только о его задержании узнали в штаб-квартире гестапо, радости 
ее сотрудников не было конца. Еще бы! Димитров являлся руководителем 
коминтерновского подполья в Западной Европе и был уже осужден в Болгарии: 
первый раз на 20 лет тюремного заключения и второй раз на 12 лет. Двое его 
товарищей были также осуждены за свою политическую деятельность на 12 лет 
каждый. Они бежали из Болгарии, нашли себе убежище в России, где пробыли 
достаточно долго, и только что прибыли в Германию, пытаясь отсюда нелегально 
пробраться в Болгарию. Они утверждали, что никогда не видели ван дер Люббе, а 
Торглер известен им лишь по фамилии. Как только распространилось известие об их 
аресте, сбежались десятки свидетелей. Все они уверяли, что видели троих болгар 
в компании ван дер Люббе и Торглера в ресторане, на улице, в рейхстаге, когда 
они таскали ящики, что-то высматривали в холле рейхстага и в других самых 
немыслимых местах. Димитров воспринял эти утверждения с полным спокойствием. 
Ему нетрудно было доказать, что в день пожара он находился в Мюнхене. 

Таковы были люди, сидевшие на скамье подсудимых, и таковы были улики, 
справедливые в отношении ван дер Люббе и беспочвенные в том, что касалось 
четырех других. 

Процесс привлек внимание широкой публики. В зале находились 120 журналистов 
почти всех стран, за исключением советских, не допущенных в помещение суда. 
Гитлер возлагал большие надежды на "суровый" приговор, который должен был дать 
новую пищу для антикоммунистической пропаганды. 

Незадолго до Лейпцигского процесса дело разбиралось в другом суде. Немецкие 
эмигранты, нашедшие себе убежище во Франции, в Голландии, в Англии, а некоторые 
и в Соединенных Штатах, подняли на ноги мировую общественность. Они сами 
провели расследование, собрали свидетельства, опубликовали фотографии и 
документы, проливающие свет на ту истину, о которой догад