Александровский кадетские корпуса. Я умышленно ничего не говорю про Реальные 
училища, где математика всегда была на должной высоте. Объяснялось это тем, что 
реалисты не могли без экзамена поступать даже в университеты как то имело место 
для гимназистов. Для реалистов поэтому один путь, путь тернистый – идти в 
высшие технические учебные заведения, где изза наплыва желающих приходилось 
подвергаться очень тяжелому конкурсу, особенно в такие институты как 
гражданских инженеров, путей сообщения и горный.
     Ввиду того тяжела была конкуренция и в самом Реальном училище изза 
огромного курса математики, начиная с 5го класса. Нас, например, в 1м классе 
Реального училища было 42 человека, 7й же класс окончило только четыре 
счастливца, то есть около 10 процентов.
     Из юнкеров моего курса мне особенно памятен своим умом и цельностью натуры 
юнкер Андреев. Он както выделялся своей оригинальностью из общей массы. 
Оригинальность его глубоко честной, но застенчивой натуры сквозила во всем. У 
Андреева были небольшие средства, что конечно скоро стало известно нам, почему 
к нему часто обращались за временными ссудами. Андреев сначала спрашивал 
обращающегося за помощью, когда он предполагает вернуть долг, после чего, 
занеся дату в свою записную книжку, заявлял ему, обращаясь на «Вы», хотя бы с 
юнкером он был и на «ты»: «Итак, такогото числа после обеда Вы предполагаете 
вернуть столькото рублей». Выдав эту сумму, Андреев заносил в свою записную 
книжку: «Сего числа я утерял столькото рублей». Соответственным образом после 
получения долга он писал в записной книжке: «Сего числа я нашел столькото 
рублей». Если паче чаяния должник не возвращал ссуды в срок, то навсегда 
лишался кредита у Андреева.
     Памятен мне случай приобретения Андреевым сапог у ортопедиста Высоцкого. 
Обмундирование в училище, за исключением смазных сапог, было настолько хорошо, 
что подавляющее большинство ходило в отпуск в казенном обмундировании, 
лакированные сапоги же заказывало у сапожника Шевелева за 1114 рублей большею 
частию в рассрочку. Каждую неделю приходил в наше помещение швейцар училища и 
выкрикивал: «Шевелев шевелится, перчаточник вертится. У кого завелись (деньги) 
тоже шевелись». Таким образом в швейцарской производилась получка сделанных 
сапог и производился рассчет за них.
     В один прекрасный день появился новый сапожникортопедист Высоцкий с 
предложением делать за 25 рублей ортопедические смазные непромокаемые сапоги. 
Юнкер Андреев не устоял и заказалтаки у него сапоги. Вскоре после этого видели 
стоящую на Неве, сгорбленную, с часами в руках фигуру юнкера Андреева, 
наблюдавшего за водонепроницаемостью своей покупки. Естественно этот инцедент 
дал нам пищу для острот и для непрестанного рассмотрения этих диковинных сапог.
     Частенько к Андрееву, очень хорошо знающего математику, обращался 
малоуспевающий по этому предмету юнкер Л. с просьбой помочь ему по математике. 
Свои объяснения Андреев начинал с такого введения, которое он произносил, 
почемуто смотря не на Л., а в сторону: «Предположим, что Вы в состоянии понять 
все то, что я сейчас буду Вам говорить». Почему Андреев переходил в такие 
серьезные моменты на «Вы», никому из нас не было понятно.
     У меня с Андреевым были очень хорошие отношения, и я его искренно полюбил 
за его прямоту и ум. Он мне платил тем же, но благодаря своей заносчивости 
выражал свою приязнь очень своеобразно – усиленным боксированием меня, что было 
не такто легко выносить, приняв во внимание его огромную силу.
     Перед производством нас в офицеры Андреев подходит к моей кровати и 
говорит: «Вас ктото за дверью зовет». Я вскочил с постели и пошел к дверям, 
впереди меня шел Андреев. Когда мы очутились за дверью, то он притворил ее, 
протянул мне свою фотографическую карточку с очень трогательной и лестной для 
меня надписью и, сконфуженно отведя в сторону глаза, заявил: «Ожидается такая 
же от Вас» и ушел. Почему здесь было употреблено «Вы», когда мы говорили друг 
другу «ты», для меня не понятно.
     Андреев окончил Артиллерийскую академию, пошел в строй и во время 
Русскояпонской войны доблестно командовал батареей. Будучи тяжело ранен, он не 
позволил нести себя на перевязочный пункт, пока, лежа на позиции, не сдал 
старшему офицеру все документы. Я верю, что все это имело место так, как 
передали мне товарищи, слишком честна и цельна была недюжинная натура этого 
редкого человека.
     Не менее памятен мне и другой мой товарищ Гирш, воспитанник Московского 
Реального училища, также выделявшийся своей честной прямотой. При своем 
недюжинном уме и практическом немецком образовании Гирш поражал меня своей 
скромностью и удивительной настойчивостью. При нем можно было говорить хотя бы 
и небылицы о том, что он досконально знал, но он и виду не подавал, что это 
далеко от истины. Объяснял он это тем, что его же не спрашивают, а самому 
вмешиваться в разговор он считал неудобным.
     А вот пример его настойчивости: уже будучи офицером 3й 
Конноартиллерийской батареи, Гирш решил научиться стоять на велосипеде на 
одном месте и в течение одного месяца добился этого путем ежедневных часовых 
упражнений при выездке нами в конных батареях ремонтных лошадей.
     И году Гирш не прослужил в 3й Конной батарее, так как был прикомандирован 
к лейбгвардии 1й Артиллерийской бригаде, с которой в роли, кажется, командира 
дивизиона выступил на войну, где и был убит. Я не сомневаюсь, что он также как 
и юнкер Андреев, доблестно командовал своей частью на войне, слишком много у 
него было для этого данных.
     Не могу не вспомнить добрым словом и самого близкого мне товарища по 
училищу Юзефовича. Недюжинного ума, тактичный, представительный, образованный, 
настойчивый и трудолюбивый – он обладал всеми качествами, чтобы сделать хорошую