проснувшись, смените, так как контролировать его нет возможности».
     Так называемый человеческий фактор оказался в конечном счете определяющими 
в судьбе самой комиссии. Роль пресловутой арбузной корки, наступив на которую 
сломали себе шею такие опытнейшие генералы – контрразведчики как БончБруевич, 
Батюшин, сыграл ключевой агент этой разработки Иван Федорович 
МанасевичМануйлов.
     С точки зрения оперативника выбор Манасевича в этом качестве был 
безупречным. По должности он являлся в то время личным секретарем председателя 
Совета министров Б. В. Штюрмера и одновременно одним из фаворитов Распутина. 
Есть сведения, что Распутин специально приставил его к главе правительства.
     Будучи сам высоконравственной личностью, Батюшин, привлекая к 
сотрудничеству Манасевича, человека сомнительной репутации, видимо полагал, что 
у того, кому лично доверял глава правительства (добавим еще: благодаря 
долголетней выучке в системе МВД, Манасевич хорошо знал эту систему изнутри), 
существует хоть малая толика порядочности, столь необходимая в делах особой 
государственной важности. Но здесь и случился просчет, загубивший дело. 
Оказалось, человеческая подлость, негодяйство не имеют нижнего предела как 
геройство – верхнего. Это должны были знать матерый контрразведчик Батюшин, а 
вместе с ним и БончБруевич.
     Ловкий и беззастенчивый делец не брезговал частными сомнительными аферами, 
биржевой игрой, шантажом в отношении финансистов, полагая, что он надежно 
защищен со всех сторон: Распутина, правительства, контрразведки. Прозрение к 
контрразведчикам пришло слишком поздно, когда нужно было изза Манасевича 
спасать всю комиссию. Дадим запоздалое слово БончБруевичу: «Оказалось, что 
русский Рокамболь, снабжая комиссию ложными сведениями, отводил меч правосудия 
от таких прохвостов как арестованный, но уже освобожденный банкир Рубенштейн, и 
обделывал свои темные и прибыльные делишки. Комбинации Манасевича обратили на 
него внимание Департамента полиции. Спасаясь от полиции, Манасевич запутывал 
факты и ставил комиссию Батюшина в такое положение, при котором она невольно 
начинала защищать его от уголовного преследования за излюбленный им шантаж».
     Манасевич был взят с поличным в августе 1916 года. Дело авантюриста сразу 
приобрело громкое общественное звучание. В ходе следствия было установлено и 
вменялись ему в вину шантаж Соединенного банка и вымогательство у его 
руководителей 26 тысяч рублей, шантаж и запугивание немца Утемана, директора и 
совладельца фабрики «Треугольник», незаконное получение крупных сумм денег от 
РусскоФранцузского банка и многие другие преступления. Слушание дела было 
назначено на 15 декабря. Но Распутин и императрица Александра Федоровна 
добились от Николая II Высочайшего повеления о прекращении дела. Российская 
Фемида смогла исполнить свой долг лишь 1318 февраля 1917 года. По приговору 
суда МанасевичМануйлов был лишен всех прав и состояния, приговорен к полутора 
годам исправительных арестантских рот.
     Роль Батюшина, наверняка желавшего спасти лицо своей комиссии, оказалась 
исключительно двусмысленной: заведомый преступник конечно должен получить по 
заслугам, но он – основной источник тайной информации по главному делу комиссии.
 Признать это значило бы подписать смертный приговор самой комиссии, 
дискредитировать все то стоящее, чего она достигла. Генерал предпринимает 
какието шаги, может быть и не совсем удачные. Об этом можно судить по письму 
царицы Александры Федоровны к Николаю II еще в декабре 1916 года: «На деле 
Мануйлова прошу написать „прекратить дело“ и переслать его министру юстиции. 
Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к 
Вырубовой и просил о прекращении этого дела, так как он, наконец, убедился, что 
это грязная история, поднятая с целью повредить нашему другу». Расследование и 
особенно суд над ставшим знаменитым на всю страну проходимцем прозвучали 
реквиемом для комиссии Батюшина и его карьеры.
     Есть мнение, что сам судебный процесс над Манасевичем был организован, 
чтобы скомпрометировать комиссию Батюшина. Общественное сознание легко было 
убедить в том, что имевшие дело с МанасевичемМануйловым сами были шантажистами,
 прохвостами, людьми, нечистыми на руку, прихвостнями свергнутого режима. 
Мнение о провокационном характере судебного процесса над Манасевичем генерал 
высказал публично в печати, спустя пять лет после случившегося. Он, признавая, 
что МанасевичМануйлов был «осведомителем комиссии, таким же как банкиры братья 
Животовские, Лесин и др.», писал: «Сфабрикованное директором Соединенного банка 
в Москве графом Татищевым при содействии высших чинов нашей администрации дело 
МанасевичаМануйлова преследовало двоякую цель: с одной стороны, очернить 
вверенную мне комиссию, дабы тем ослабить улики против графа Татищева, 
обвинявшегося на основании данных вверенной мне комиссии по тем же статьям 
Уголовного уложения, что и Дм. Рубенштейн, с другой стороны, для левых кругов, 
подготовлявших „великую и бескровную“, процесс этот являлся пробным камнем для 
определения устойчивости власти, в достаточной уже степени расшатанной г.г. 
Протопоповыми, Добровольскими и другими». Хотя такое утверждение было 
полемически заостренным ответом на непрекращающиеся злобные нападки «обиженных» 
комиссией, кстати, также эмигрантов, на ее бывшего руководителя, данное мнение 
Батюшина сбрасывать со счета не следует.
     Батюшин допрашивался на суде первым из свидетелей. После допроса он был 
убежден, что ему удалось отвести от комиссии и от себя лично клеветнические 
наветы со стороны обвинения и адвокатуры пострадавшей стороны. Однако иллюзия 
длилась недолго. Через несколько дней погибло самодержавие и к власти пришли 
демократические временщики.
     Вчерашние враги государства, благодаря своей дьявольской изворотливости, в 
одночасье преобразились в «жертвы» царизма. С этой позиции им оказалось