вка была проведена. 
Теперь двум группам предстояло прыгнуть с самолетов восточнее Минска, почти 
точно посредине между городами Борисов и Червень, продвинуться на запад и 
обследовать бескрайные леса в этом районе. Если не удастся обнаружить отряд 
Шерхорна, надлежало самостоятельно добираться к линии фронта. По замыслу две 
другие группы должны были десантироваться между Дзержинском и Витией, 
приблизиться к Минску и обшарить обширный сектор вплоть до самого города. Если 
поиски останутся бесплодными, им тоже следовало пробиваться к линии фронта. Мы 
отдавали себе отчет, что сей план является лишь теоретическим руководством, и 
предоставили всем группам достаточную свободу действий: изначальная 
неопределенность не позволяла предусмотреть все детали операции, и потому им 
было дано право действовать по собственному разумению в соответствии со 
сложившимися обстоятельствами. Нам же оставалось уповать на радиосвязь, которая 
в случае успеха позволяла передавать новые указания. После обнаружения отряда 
Шерхорна следовало соорудить в занятом им лесу взлетно-посадочную полосу. Тогда 
можно было бы постепенно эвакуировать солдат на самолетах.
 Уже в последних числах августа первая группа поднялась в воздух на 
«Хейнкеле-111».
 С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета — ведь предстояло 
пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия 
фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только 
ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь 
состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком и группой.
 «Скверная высадка, — докладывали нам парашютисты, — попробуем разделиться. 
Находимся под пулеметным огнем».
 Это было все сообщение. Видимо, группе пришлось отступить, бросив передатчик.
 Между тем дни и ночи проходили, а из радиопередатчика доносился лишь негромкий 
треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких вестей.
 В начале сентября была отправлена вторая группа. По возвращении самолета было 
доложено, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и приземлились без 
происшествий. Однако следующие четыре дня и ночи радиопередатчик молчал.
 …Оставалось единственное объяснение — еще один провал, еще одна катастрофа. Но 
на пятую ночь наше радио, от которого ждали хоть каких-нибудь признаков жизни, 
уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, 
означавший, что наши люди вышли на связь без помех (нелишняя предосторожность: 
отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили 
выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует и его 
удалось обнаружить! На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько 
слов — простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой 
благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги!
 Через сутки после принятого сообщения вылетела третья пятерка с унтер-офицером 
«М» во главе. О судьбе этой группы немцы так и не узнали никогда. И как ни 
пытались радисты искать их позывные в эфире, группа не объявилась. «М» исчезла 
в бескрайних русских просторах.
 Ровно через двадцать четыре часа вслед за группой «М» на задание отправилась и 
четвертая группа «Р». С этой группой повезло, радисты четыре дня регулярно 
выходили на связь с ней. После приземления направилась в сторону Минска, но не 
могла держаться строго этого направления, поскольку то и дело натыкалась на 
военные патрули. Иногда группа встречала дезертиров, которые принимали шедших в 
ней людей за товарищей по несчастью. На пятый день сеанс связи с группой «Р» 
неожиданно прервался. Мы даже не успели сообщить им координаты отряда Шерхорна. 
Вновь потянулось тревожное, нестерпимое ожидание. Каждое утро Фолькерсам 
грустно объявлял: «Никаких вестей от групп „Р“, „М“. Наконец через три недели 
мы получили телефонограмму откуда-то из района литовской границы: „Группа „Р“ 
перешла линию фронта без потерь“. Как и следовало ожидать, отчет „Р“ 
чрезвычайно заинтересовал разведывательные службы. Ведь случаи возвращения 
германских солдат с занятых русскими территорий были крайне редки… Переодетому 
лейтенантом Красной Армии командиру „Р“ достало смелости проникнуть в 
офицерскую столовую и получить обед. Благодаря безукоризненному знанию русского 
языка он оказался вне подозрений. Несколькими днями позже „Р“ добралась до 
наших передовых частей…
 Немецкое командование, все еще желая сохранить отряд Шерхорна, старалось 
удовлетворять наиболее насущные его нужды. Более трех месяцев отряд, 
находившийся в полной изоляции и лишенный буквально всего, требовал побольше 
медицинских препаратов, перевязочных средств и врача. Прыгнувший с парашютом 
врач при приземлении в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней 
скончался. …В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по нескольку 
самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря. К сожалению, ночная выброска 
материалов не могла быть точной: зачастую спускаемые на парашютах контейнеры 
опускались в недоступных местах или оставались ненайденными в лесных зарослях, 
хотя солдаты Шерхорна вели непрерывные поиски. Тем временем совместно со 
специалистами эскадрильи мы подготовили план эвакуации, решив использовать в 
качестве аэродрома обширную лесную поляну, обнаруженную невдалеке от лагеря 
Шерхорна. Операцию решили проводить в октябре, в период наиболее темных 
безлунных ночей, наметив в первую очередь вывезти на самолетах раненых и 
больных, а уж затем здоровых. К Шерхорну направили специалиста по быстрому 
развертыванию взлетно-посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались 
подготовительные работы, как русские мощным у