|
градусов, а влажность остается очень высокой. Единожды взмокши, высохнуть на
воздухе уже невозможно, кондиционированные же комнаты кажутся ледниками, хотя и
там минимум тридцать градусов.
Едем к губернатору.
Улицы города живут обычной мирной жизнью. Бегают ребятишки, открыты дуканы,
товаров в них полным-полно, жители не спеша идут по своим делам. Провинциальная
тишина и неторопливость. Вчера, правда, город был обстрелян реактивными
снарядами (эресами), семь человек убито. Вообще, тишина здесь вещь ненадежная,
ухо надо держать востро.
У дома губернатора толпа народа - сидят на травке, стоят кучками, ждут приема.
Может быть, сегодня народу здесь поменьше, чем всегда, и чуть побольше стражей
порядка, поскольку прибыли иностранные гости.
Губернатор Вакиль Азам Шинвари назначен на свой пост совсем недавно, в
середине мая. В дореволюционные времена он был депутатом парламента, отсюда и
почетный титул "вакиль", ставший частью имени. После апреля 1978 года ушел
вместе со многими своими соплеменниками-пуштунами племени шинвари в Пакистан,
разочаровался в эмигрантской жизни и после долгих тайных переговоров с
президентом Наджибуллой вернулся в родной Джелалабад.
Деятельность в качестве губернатора Вакиль Азам начал решительно и неожиданно
- запретил продажу в городе спиртного и распорядился закрыть публичные дома. В
Кабуле, предпочитающем масштабные комплексные программы, удивленно подняли
брови. Джелалабадские мусульмане, давно и горестно смотревшие на вопиющее
попрание исламских порядков, привыкшие к малопонятным политико-идеологическим
заклинаниям, сразу почувствовали к новому губернатору большое уважение.
В кабинете губернатора погромыхивает маломощный кондиционер, Вакиль Азам сидит
в парадном шерстяном костюме-тройке с пуштунским белым тюрбаном на голове.
Оказался он добродушным, приветливым и до крайности словоохотливым человеком.
Мы узнали его биографию, выслушали жалобы на Кабул и нехватку средств ("Вот,
взгляните на этот кабинет. Люди с трепетом идут к высшему представителю власти,
а видят неуютное и грязное помещение, на ремонт которого не дают денег!"), были
посвящены в планы, в обиды на местное партийное руководство, берущее, в
частности, налог натурой с мясников. Были и другие претензии к партийцам, не
менее серьезные, но более масштабные ("Сами ничего сделать не могут и не хотят,
населения боятся, а вот палки в колеса местной власти ставят постоянно").
Разговор был оживленным, долгим. Прояснились многие стороны ситуации, а
губернатор получил заверения в неизменной помощи и поддержке: через три дня в
городе появилась колонна грузовиков с мукой, сахаром и другим необходимым
припасом.
Троекратно облобызался губернатор с каждым гостем по афганскому обычаю,
проводил до машин, и двинулся кортеж к провинциальному комитету НДПА.
Провинциальный секретарь Сарфараз Моманд, тоже выходец из одного из местных
племен - момандов, прислан в Джелалабад недавно из Кабула, до этого побывал на
дипломатической работе. Бойкий, гладкий и тоже говорливый, но говорливый
по-особому, как-то по-парадно-отчетному. Обрушился на нас горохом поток цифр:
проведено митингов... вовлечено в молодежную организацию... проведено джирг...
организовано караванов мира... распространено брошюр... И это все мы уже
слышали, если отвлечься от экзотически звучащих "джирг" и "караванов". Чем
больше говорил Сарфараз, тем яснее становилось, что чувствует он себя в этом
городе явно не в своей тарелке, обстановки не знает и, видимо, не очень
стремится ее узнать, а за штампованными ударными фразами скрывается
растерянность и пустота. Не скрою, Вакиль Азам показался мне более полезной
фигурой. Может быть, главное во всякой идеологии - это здравый смысл?
Встреча с Сарфаразом, закончившаяся также троекратным лобызанием и выражениями
самых теплых пожеланий, заставила еще раз горестно задуматься о некоторых
афганских реальностях, о роли НДПА - то ли руководящей, то ли ведущей. Спор по
поводу этих эпитетов к моменту поездки в Джелалабад уже утих, стало ясно, что
ни тот, ни другой не подходят. А совсем недавно меж нашими партсоветниками
состоялась яростная полемика по этому острому вопросу. Надо сказать, что редкий
из советников имел хоть какое-то представление об Афганистане, знал язык.
Советы давались исходя из общего понимания мировых и государственных задач.
Многие вернулись на родину, так и не поняв не только поворота к национальному
примирению, но и вынужденности отказа НДПА от призрачной монополии на власть.
Вообще же это были добросовестные, трудолюбивые и принципиальные люди. Мои
претензии не к ним, а к однажды запущенному порядку мыслей и действий.
Следующий наш визит был в штаб 1-го армейского корпуса. Бравый генерал Асеф
Делавар четко изложил обстановку, реально оценил силы противника - ни
хвастовства, ни дрожи в голосе генерала не было. Он знает своих афганцев и по
ту и по эту сторону линии огня, со многими главарями знаком лично, и никаких
неожиданностей они ему преподнести не могут. Асеф жалуется на другое - уходящие
советские войска оставили ему военный припас на три месяца. Срок определен с
помощью кем-то, когда-то установленных норм. В этой войне норм нет. Противник
через открытую границу получает неограниченное количество реактивных снарядов,
ручных гранатометов, и не жалеет боеприпасов. Там, где раньше поскупились бы на
винтовочный патрон, сейчас летят увесистые гранаты и мины. Наша же сторона
подсчитывает - уложится она в норму или нет. Стрелковое оружие по-прежнему в
чести, но оно заметно уступает место гранатометам. Их воздействие на
обороняющихся велико: звук автоматного выстрела - жалкий хлопок по сравнению с
разрывом гранаты.
Генерал не жаловался на халькистско-парчамистскую рознь, не уклонялся в
политику. Для него вопрос ясен - пока противник не принимает мира, с ним надо
|
|