|
Мурдаб какая-то процессия, парни с флажками орали лозунги, покачивались в
ленивой воде рыбацкие лодки, дождик моросил, и было грустно думать, что
закончилась еще одна глава жизни.
Раньше, когда был помоложе, неодолимо тянуло вновь побывать в тех местах, где
когда-то жил и работал, где остались частицы души. Теперь понял: нельзя
возвращаться к старому, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Вот и Баку.
Тогдашний начальник разведотдела, а ныне председатель КГБ Азербайджана Гусейнов
встретил меня с сочувствием и обычным радушием.
В дальнейшем мне довелось неоднократно убеждаться, что в Баку у меня есть
хорошие надежные друзья.
Да, а что же с Кузичкиным? Мне известно, что он страдает хроническим
алкоголизмом. Думаю, что это безнадежный случай.
ПОДМОСКОВНЫЕ ДНИ
Измена оперативного работника - самое серьезное чрезвычайное происшествие для
разведки. У этого, как и у любого другого происшествия, есть причины, причины
кроются в людях, люди должны быть наказаны за свои упущения и в назидание
другим. Ничто в этой простой схеме не вызывало у меня сомнений.
Но не могу сказать, чтобы я чувствовал за собой какую-то конкретную вину.
Шпион должен неосторожным движением проявить себя, дать достаточные основания
для того, чтобы, пользуясь оперативным термином, "взять его в разработку".
Искать шпиона в своих рядах наугад, на всякий случай, невозможно. Этим можно
парализовать всю работу, поставить под сомнение честных людей. Подозрительность
порождает еще большую подозрительность, невинные действия и обстоятельства
приобретают зловещую окраску... Допускать этого ни в одной работающей совместно
группе людей нельзя.
Поведение Кузичкина не позволяло заподозрить его в предательстве, однако оно
давало основания задуматься, стоит ли дальше держать его на оперативной работе.
Так, пожалуй, можно взглянуть на это дело сегодня, когда страсти окончательно
улеглись.
Я нес полную, абсолютную ответственность за положение дел в резидентуре. "Знал
не знал, не подозревал, не видел причин" и т. п.- это не оправдание. Я должен
был быть более бдительным, более проницательным, лучше знать своих подчиненных.
Я не рассчитывал на снисхождение.
Самое тяжелое наказание я уже понес - постоянное гложущее ощущение того, что
рушилась с таким трудом и риском возводившаяся структура советской разведки в
Иране. Это ощущение не оставило меня полностью до сих пор, и иногда я вспоминаю,
как шел по тегеранской улице и мне вдруг показалось, что все происходящее -
тяжелый сон и усилием воли я заставлю себя проснуться. (Кстати, подобное
ощущение повторилось 22 августа 1991 года.)
К моему возвращению в Москву напряжение вокруг тегеранских дел спало. Мой
старший товарищ, под чьим началом когда-то пришлось работать в Индии, Я. П.
Медяник посоветовал вести себя тихо (иного у меня в мыслях не было!) и высказал
сомнение в вероятности моей скорой, так сказать, реабилитации.
Я не роптал и принял первое же предложение управления кадров должность
заместителя начальника отдела в управлении "Р" - небольшом
оперативно-аналитическом подразделении ПГУ.
Долгий отпуск провел, трудясь над записками об Иране. Писал для себя,
торопился, боялся упустить еще свежие впечатления исламской революции. И нужно
было чем-то заняться, чтобы сбросить постепенно то страшное напряжение, которое
нарастало в течение всех моих иранских лет. Перебирая заметки, сделанные еще в
Тегеране, перелистывая иранские газеты, революционные брошюры, вновь переживал,
осмысливал недавнее прошлое и чувствовал, как персидская лихорадка мало-помалу
отпускает меня, как возрождается желание работать, общаться с коллегами.
Маленький кабинет на шестом этаже, великолепный вид на окрестные рощи,
неспешная, без рывков, спланированная загодя работа - разбор оперативной
деятельности отдельных подразделений: изучение документов, беседы с
оперативными работниками, анализ работы с агентурой. Дело, требующее большого
внимания, тщательности. Несложно найти огрехи в той или иной операции. Ни один
вид человеческой деятельности невозможен без упущений и ошибок. Важно
разобраться, где эти упущения вызваны стечением обстоятельств, объективными
причинами, а где недобросовестностью, легкомысленным отношением к делу,
несоблюдением требований оперативной работы. Такой разбор и доведение его
результатов до непосредственно заинтересованных лиц требовали такта. Разведчики
сдержанны и дисциплинированны, они спокойно выслушают любое деловое замечание.
Но ни в коем случае нельзя недостаточно квалифицированным выводом, грубостью,
снисходительностью затрагивать их самолюбие. Анализ, производившийся в
управлении "Р", был призван не фиксировать положение дел, а стимулировать более
результативную работу.
Судьба предоставила мне возможность взглянуть на работу службы как бы сверху,
понять взаимосвязи, механизм принятия и исполнения решений не в конкретных
случаях (это было мне знакомо давно), а в принципе.
И вновь мне повезло с руководителем. Управление возглавлял ветеран нашей
службы генерал-майор Михаил Григорьевич Котов - натура волевая, организованная,
с желчной стрункой. Его до крайности раздражали поверхностные суждения, попытки
ввести в работу непродуманные конъюнктурные новации. Михаила Григорьевича
уважали за широкую разведывательную эрудицию, способность отсеять зерна от
плевел, несколько побаивались за прямоту, а кое-кто и недолюбливал за
нетерпимость к глупости и разболтанности.
Мне нравилось в управлении "Р". Было интересно и приятно общаться с коллегами
|
|