Очень хорошо проявили себя в этих условиях работавшие в резидентуре армянин, 
азербайджанец, узбек и туркмен - умелые, самоотверженные, преданные нашему делу 
люди. Они одевались, как местные жители, говорили на их языке, полностью 
сливались с толпой. (Один из них, Давлат, в дальнейшем работал в Афганистане. 
Афганская армия в то время пополнялась методом "отлова": солдаты внезапно 
оцепляли какой-то район и насильно забирали всех мужчин призывного возраста. 
Давлат дважды становился жертвой "отлова", доставлялся на призывной пункт и 
лишь благодаря вмешательству официальных советских представителей не оказывался 
на передовой с автоматом в руках. Давлат мог бы стать прекрасным нелегалом.) 
Что ни вечер, кто-то из моих товарищей работал в городе. Человек уходит один, 
время его возвращения рассчитано, отработаны условности, с помощью которых он 
должен сообщить резиденту об исходе операции. Это может быть, к примеру, 
телефонный звонок его жены своей приятельнице в посольство на заранее 
оговоренную тему. 
 Хорошо, когда работаешь сам, когда чувствуешь ответственность только за самого 
себя и полагаешься на свой опыт, свою голову. Ответственность за товарищей - 
это тяжелейшее бремя, и нет средства отвлечься от постоянного беспокойства за 
того, кто сейчас в городе. Проходит обусловленное время, сигнала о 
благополучном завершении операции нет - беспокойство нарастает, мешает читать, 
думать, разговаривать. Мне неизвестно более напряженное состояние, чем ожидание 
возвращения своего товарища с операции. 
 Наши операции не всегда завершались удачно. Мой заместитель Владимир Г. 
установил и развивает контакт с иностранным бизнесменом. Поступающая информация 
существенного интереса не представляет, но наша служба приучена смотреть в 
будущее. Иностранец молод, хорошо образован, стремится заработать, не 
уклоняется от контакта с советским человеком и явно заинтересован в том, чтобы 
этот контакт оставался конфиденциальным. Отношения, по нашей оценке, 
складываются удовлетворительно, и есть надежда приобрести помощника, который 
может быть полезен службе на долгие годы и в других регионах. Мы не спешим. 
Каждая встреча анализируется, в беседы вводятся проверочные элементы, создаются 
как бы случайные проверочные ситуации. Знакомый Владимира чист, хотя до 
установления с ним нужных отношений потребуются еще проверки. 
 Вечером Владимир уходит на встречу. Он должен быть дома в десять. Его нет в 
одиннадцать, в двенадцать, но начинать поиск по разработанной схеме еще рано. 
Надо подождать, сдержать терзающую душу тревогу, спокойно посоветоваться с 
коллегами. 
 Ночью является Владимир. По его лицу видно, что произошла беда, но главное - 
он жив, не ранен, не избит, не арестован. Рассказывает: обстановка в районе 
дома, куда он направлялся, была спокойной, хотя в начале переулка он заметил 
молодого человека, чей вид вызвал у него некоторое подозрение. (Надо сказать, 
что сотрудники наружного наблюдения, "растворяющиеся" в толпе, уверенно 
чувствующие себя за рулем автомашины, часто приобретают неестественную манеру 
поведения, оказавшись в пустынном месте. Они импровизируют, и не всегда удачно. 
Их выдает внутреннее напряжение.) Владимир решил тем не менее следовать к 
своему другу. Люди, представившиеся затем сотрудниками исламского комитета, 
ворвались в дом, захватили обоих собеседников и доставили Владимира в 
протокольный отдел МИДа. После того как его личность была установлена, 
отпустили. 
 На следующий день Владимир был объявлен персоной нон грата. Повод для 
выдворения был искусственным. Мы приходим к выводу, что контрразведка решила 
избавиться от энергичного, активного, прекрасно владеющего фарси и английским 
человека. Наши межгосударственные отношения в то время достигали точки 
замерзания, и иранская сторона не стесняла себя в методах выражения негативного 
отношения к Советскому Союзу. "Америка хуже Англии, Англия хуже Америки, а 
Россия хуже их обеих", - говаривал имам Хомейни, и иногда это изречение служило 
для иранских властей руководством к действию. 
 Теперь я понимаю, что в своих выводах мы ошибались. Измена Кузичкина вскрылась 
лишь на следующий год. Владимира убирали, чтобы открыть путь повышению 
предателя. Этим приемом пользуются все контрразведки. 
 Мы несли и другие потери. Ушел на фронт и не вернулся... арестован и исчез... 
тайком бежал за границу... переведен из Ирана в другую страну... направлен в 
отдаленный гарнизон... 
 Работа продолжалась. Комиссия Политбюро получала информацию. Но не всегда 
комиссия была удовлетворена. Иногда претензии были по делу, иногда упреки 
раздавались лишь потому, что наши данные не подкрепляли сложившуюся в 
руководстве точку зрения. Наш доклад о том, что смерть шаха Мохаммеда Резы 
Пехлеви не оказала сколько-нибудь заметного воздействия на обстановку в Иране, 
вывод, что монархическая идея мертва, вызвали неодобрение Ю. В. Андропова. Наши 
тогдашние руководители лично знали покойного шаха и, думаю, сильно 
переоценивали его значение. Но, как я уже отмечал ранее, наши политики склонны 
переоценивать роль личности. 
 Раздражали требования Центра давать информацию о всех важных событиях 
немедленно. Потерпела неудачу американская попытка высадить десант с целью 
освобождения заложников в апреле 1980 года. (Авторы операции не учли природные 
условия в районе Табаса, вертолеты подняли при посадке облака пыли, столкнулись,
 две машины сгорели, восемь десантников погибли. Удивительно, насколько часто 
просчеты в очевидных, элементарных вещах срывают самые хитроумные планы.) 
Попытка десанта была неожиданностью не только для иранцев, но и для 
американских союзников. Это естественно такого рода операцию может погубить 
утечка информации, хотя, думаю, не было ни малейшего шанса на успех десанта при