документы. Хитроумные индийцы умело подпитывают это мнение. 
 Первое же серьезное соприкосновение с индийской действительностью развеивает 
этот миф. Индийцы ничуть не миролюбивее и не воинственнее любого другого народа,
 их отвращение к насилию представляет собой интеллигентскую выдумку. Жизнь в 
Индии жестока к тем, кого она не милует и в других странах - к неимущим, к 
национальным меньшинствам, к чужакам, к слабым вообще. 
 Не питает отвращения к насилию индийская политика на всех уровнях и во всех 
проявлениях. Война для Индии такое же продолжение политики, как и для любого 
другого государства. Моральные устои, общечеловеческие ценности, философия 
ненасилия, идеи миролюбия и гуманизма и прочий пропагандистский ширпотреб 
никогда не фигурировали в реальных политических выкладках индийского 
руководства. Трезвый расчет, прагматизм с изрядной долей цинизма, строгий учет 
государственных интересов - таков стальной стержень индийской политики, 
замаскированный гирляндами цветов, ворохами философских трактатов, фонтанами 
высокопарной риторики. Умение индийцев добиваться своих целей не может не 
вызывать уважения и даже зависти. За их плечами цивилизация, насчитывающая пять 
тысяч лет. 
 2 декабря 1971 года посол Н. М. Пегов устраивал прием в честь первого 
заместителя министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецова. Василий Васильевич 
прибыл в Дели для того, чтобы вместе с индийцами изыскать возможность 
предотвратить надвигающуюся войну с Пакистаном или, как грубовато шутили 
советские дипломаты, "удержать мадам Ганди за юбку". В. В. Кузнецов вел 
длительные и вежливые беседы с Индирой Ганди, ее советниками, выслушивал 
многословные разъяснения резонов, по которым миролюбивая Индия обеспокоена 
действиями Пакистана. К тому времени уже был подписан советско-индийский 
договор о дружбе и сотрудничестве, и в Индию нескончаемым потоком поступала 
советская военная техника. 
 Прием в посольстве проходил в чрезвычайно теплой обстановке. Гости мило 
улыбались любезным хозяевам, говорили приятные и льстивые слова и озабоченно 
хмурили брови, упоминая о пакистанской угрозе. Хозяева при этом упоминании тоже 
сгоняли улыбки с уст, выражая твердую уверенность, что здравый смысл 
восторжествует и кровопролития удастся избежать. При этом все дружно клеймили 
злодеев-пакистанцев и их американских и китайских покровителей. 
 Все шло прекрасно, как вдруг в зале приемов погас свет. Свет погас не только в 
посольстве, а во всем городе. Это могло означать только одно началась война. 
 Я быстро ушел с приема, в темноте добрался до машины и из города позвонил 
одному хорошо осведомленному знакомому. (Звонить ему из посольства было нельзя 
- служащие его категории не имели права поддерживать неофициальные контакты с 
иностранцами.) Выяснилось, что два неизвестных, предположительно пакистанских, 
самолета нанесли удар по базе ВВС Индии, повредив взлетно-посадочную полосу. 
Индийские самолеты немедленно нанесли ответный удар, а сухопутные силы пошли в 
наступление в районах Раджастана и Сиалкота на западной границе и начали марш 
на Дакку на восточном направлении. 
 Было в этой истории с налетом на Агру нечто шитое белыми нитками. Какой 
военачальник пошлет всего два самолета для того, чтобы бомбить крупную авиабазу 
в момент наивысшей опасности для своей страны? Почему самолеты прилетели в 
сумерках, а не на рассвете, как это делается всегда, если нападающая сторона 
развязывает войну и стремится получить преимущество внезапности? Почему 
пакистанская сторона не предприняла вслед за налетом других действий? 
 Ничего загадочного не произошло. Индия изготовилась к войне, провела 
массированную пропагандистскую подготовку, тщательно прозондировала 
политическую ситуацию, сконцентрировала силы на главных направлениях. Нужен был 
повод, но напуганный, затравленный противник его не давал. Так и появились 
самолеты над Агрой. Несколько лет спустя при встрече с П. Н., одним из авторов 
и исполнителей военно-политической кампании 1971 года, я заметил, что вся 
операция была разыграна, как шахматная партия. П. Н. довольно улыбнулся. В 
человеческой истории было немного эпизодов, где столь малые издержки дали такой 
крупный результат. 
 Война началась. Вновь затемнение, вновь закрашенные фары автомашин, 
фантастические слухи в дипкорпусе, победные лживые сводки с полей сражений, 
воинственная музыка по радио. Наша позиция в этой войне была ясна благочестиво 
нейтральные официальные фразы лишь слегка прикрывали твердую поддержку Индии. 
 Один из знакомых устраивает мне встречу с крупным индийским военачальником. 
Мало сказать, что генерал настроен оптимистично. Он точно знает, когда и как 
закончится война: 16 декабря сдачей Дакки и капитуляцией пакистанской армии. 
Прогноз основан на точном расчете. Именно к этой дате пакистанцы сумеют отойти 
к столице Восточного Пакистана. Оказать сопротивление они не в состоянии и 
защищать Дакку не будут, поскольку им неоткуда ожидать помощи. "Мы знаем 
пакистанскую армию, - говорит собеседник. - На их месте любые профессиональные 
солдаты вели бы себя таким же образом". Индийский генерал совершенно точно 
предсказал развитие событий. 
 17 декабря в Дели всенародное ликование, улицы забиты людьми и машинами. В 
дорожной сутолоке задеваю крыло чужого автомобиля. Выскакивает разъяренный 
водитель и, узнав, что я русский, из советского посольства, заверяет, что в 
этот великий день он может только поблагодарить мою страну и никаких претензий 
ко мне не имеет: "Хинди руси бхай-бхай". 
 Индия ошеломляет новичка. Я долго вникал в индийские дела в Центре, 
интересовался ими в период работы в Пакистане, изучал эту страну в институте, 
несколько раз проездом бывал в Дели, и тем не менее очень многое здесь 
оказалось для меня неожиданным.