|
крупномасштабного экономического грабежа. Я верю в это, а на вере в нашей
державе зиждилось многое из того, что сделано за прошедшие столетия...
Беседу вел Е. ЖИРНОВ
ШЕФ РАЗВЕДКИ В ГОСТЯХ У "ДНЯ"
Беседуют начальник Первого главного управления КГБ СССР Леонид Владимирович
Шебаршин и главный редактор газеты "День" Александр Проханов.
("День", август 1991 г., No 16)
Александр ПРОХАНОВ. Леонид Владимирович, не хочу и не могу вторгаться в тайны
вашей профессии. Хочу лишь обсудить с вами мировоззренческие проблемы, которые,
как полагаю, у людей вашего склада и вашей ориентации имеют особые оттенки. Мы
живем, и это стало трюизмом, в дни катастрофы. Рушатся государство, общество,
социум. Удары крушения отзываются в каждом сознании, в каждой душе. Как они
отзываются в вашей? Как чувствует себя работник госбезопасности в дни, когда
над государством нависла величайшая опасность?
Леонид ШЕБАРШИН. Мы находимся в кризисе, который охватил все конструкции, все
слои, все компоненты общества. Невозможно реформировать малый фрагмент, не
занимаясь соседним, всей системой. Мне кажется, что слово "катастрофа" пока
стоило бы употреблять не в его расхожем, а менее известном значении. В античной
трагедии так назывался момент разрешения напряженной борьбы. Это вершина
действия, но не конец его.
Кризис начался не сегодня. Припоминаю, что еще в 1983 году Академия наук
подготовила доклад, из которого следовало, что мы стремительно скользим вниз.
(Этот секретный доклад быстро оказался за границей.) Кстати, остро симптомы
неблагополучия чувствовал Андропов. У него была возможность, в силу его
положения в партии и КГБ, многое наблюдать, познавать и обдумывать. Думается, у
него были идеология и стратегия реформ. Вы помните его публикацию к юбилею
Маркса? Это было мировоззрение реформы. Трагично, что Андропов ушел слишком
рано.
А. П. Существует мнение, что идея реформы, штаб реформы складывались в системе
КГБ и разведки. Приход "комитетчика" No 1 Андропова на вершину государственной
и партийной власти был триумфом КГБ. С опозданием на несколько лет Буш в своем
лице воспроизвел американский вариант этого триумфа. "Разведки через своих
лидеров правят миром",- перефразировал бы я известную фразу. Но вот Андропов...
Есть какая-то двойственность в его репутации. С одной стороны, он реформатор, с
другой - почти диссидент. Он, как полагают, вывел в большую политику нынешних
"перестройщиков", с чьим именем связывают катастрофу. Шеварднадзе, шеф
грузинского МВД, - его человек. Яковлев, канадский посол, участник
идеологических и пропагандистских кампаний против Дубчека, - его человек.
Выдвижение Горбачева - его дело, его протекция. Он готовил новый слой лидеров,
которые сегодня запутались в реформах. Андропов - двойственная фигура. У вас
есть, конечно, свое отношение к нему?
Л. Ш. Не имею представления о том, кто и кого вводил в большую политику.
Честно говоря, не интересовался такими вещами и никогда не был вхож в "высшие
сферы". Я был оперативным работником, участвовал в операциях своего масштаба и
уровня. Несколько раз меня принимал Юрий Владимирович. Он производил
впечатление - ум, аналитичность, деликатность, доброжелательность. Это был
крупный человек с политической волей и прагматическим взглядом на вещи. Он
начинал с реального, пусть малого, улучшения, был чужд романтизма и
прожектерства. Благодаря простому укреплению дисциплины производительность
труда поднялась на десять процентов. Могу предположить, что стратегия реформ,
их темп, их конечный результат у Андропова могли быть и иными, нежели теперь.
А. П. Мне повезло в жизни. Волею обстоятельств я оказался на всех локальных
войнах, которые вело человечество за последние двадцать лет. Я знаю, что такое
"горячая точка". Знаю Афганистан, Никарагуа, Кампучию и Эфиопию, Анголу и
Мозамбик. Мне удалось побывать в долине Бекаа и пустыне Калахари. Кроме того, я
наблюдал создание нескольких грозных ракетных и космических систем, ходил на
лодках в Тирренском море, летал на бомбовозах через полюс. Я видел, чувствовал
кожей, как складывается уникальная ситуация в мире - паритет. Как в мучительной
гонке ненависти, страха и оружейных программ возникает равновесие сил,
равновесие мира, закладывается сложный глобально-социальный двигатель,
контролирующий мега-машину соперничества. Я пробовал в моих статьях и романах
описать этот двигатель, "сформулировать паритет". Его составной частью, как мне
кажется, является добровольное согласие на контроль противника, доверие к нему,
приглашение на тайные полигоны и в закрытые лаборатории экспертов и разведчиков.
Это я называю конвергенцией генеральных штабов и разведок, выработкой
совместных согласованных решений. Казалось, зарождается глобальный
интеллектуальный центр, регулирующий поведение армий, социальных систем,
государств. Это было уникальное, небывалое достижение в недрах паритета, из
которого мы могли бы выйти совсем в другой мир, в другую историческую
реальность. Но, увы, не вышли. Паритет был сломлен в одностороннем порядке. Мы
развалились. Так все-таки было взаимодействие разведок, в недрах которого
таился новый мировой порядок, новое развитие истории, не такое, как ныне?
Л. Ш. В вашей оценке проглядывает не столько прозаик, сколько поэт эпического
склада.
Есть, разумеется, область борьбы с терроризмом, контрабандой, международной
организованной преступностью, где мы взаимодействуем с иностранными
спецслужбами, но не здесь определяются судьбы мира. Взаимодействия разведок в
широком смысле, тем более такого, которое могло бы влиять на новое развитие
истории, не было. Боюсь, что оно невозможно в принципе. Разведка - не творец
политики, а всего лишь ее инструмент. Суть же политики любого суверенного
|
|