«думающим в девяти направлениях одновременно». Если в секции «Z» и были хорошие 
работники, то Бест к ним явно не относился. Из тринадцати «основных агентов», 
якобы работавших на него, восемь оказались фикцией, а значительные суммы, 
предназначенные этим «агентам», таинственным образом оказались в кармане 
Беста(6).
 Но одним из «настоящих» агентов был Фишер, который, как мы знаем, также 
работал и на гестапо. Будет легче понять последующие события, если мы посмотрим 
на них глазами Фишера. Один из его работодателей, англичанин, сказал, что хочет 
вступить в контакт с оппозиционными режиму группами в Германии и обсудить с 
ними возможные мирные переговоры. Теперь у Фишера было два возможных варианта. 
Он мог сделать то, о чем его просил Бест, не говоря ничего своим немецким 
хозяевам, либо все им рассказать. Фишер не колебался ни секунды. Большая часть 
поставленной им немцам информации со времен Мюнхена касалась именно проблемы 
мира в Европе, поэтому, сообщив им о пожеланиях Беста, Фишер становился 
автоматически дорог обоим хозяевам(7).
 Немцы были рады использовать Фишера в качестве посредника. Им было ясно, что 
они ничего не теряли, вступив в контакт с англичанином. На худой конец они 
просто получат сведения о действиях СИС в Нидерландах. Если переговоры 
продлятся, они смогут также узнать что-нибудь о штаб-квартире СИС в Лондоне. Но 
ставки были значительно выше. Идея мирных переговоров, окажись она подлинной, 
могла бы послужить базой для взаимовыгодного соглашения между Германией и 
Великобританией. Фишер работал на гестапо, шеф которого Гиммлер считал войну с 
Великобританией совершенно ненужной. Он полагал, что истинная миссия Германии – 
на Востоке, она заключается в завоевании Советского Союза. Война с 
Великобританией являлась сварой между родственниками, которая вполне может быть 
урегулирована, если обе стороны призовут на помощь здравый смысл. Другие 
немецкие лидеры были с ним вполне согласны. Геринг подтолкнул князя Гогенлоэ, 
судетского аристократа, встретиться со своими британскими друзьями и обсудить с 
ними условия мира. На одной из таких встреч в Швейцарии через месяц после 
начала войны Гогенлоэ и отставной капитан Малькольм Кристи обсуждали вопрос о 
компромиссном мире, который развязал бы руки Германии для борьбы с 
коммунизмом(8).
 Обращает на себя внимание тот факт, что офицером, избранным немцами для 
проведения этой операции, был Вальтер Шелленберг, глава контрразведки, молодой 
интеллектуал, сторонник компромисса с Британией, потому что, как он говорил, 
«только Сталин будет в выигрыше от европейской войны». На встрече 30 октября со 
Стивенсом и Бестом в Гааге начали вырисовываться условия мирного соглашения. 
Гитлер оставался главой немецкого государства, Риббентроп также оставался на 
своем посту, а для Геринга впоследствии должны были найти подходящую должность. 
Австрия, Чехословакия и Польша должны были быть восстановлены как 
самостоятельные державы. Предполагалось создание единого антисоветского фронта. 
Согласно Шелленбергу, Стивенс передал эти условия в Форин офис, Галифакс 
согласился с ними, и шел разговор о следующей встрече в Лондоне для 
окончательной выработки соглашения(9). На этом этапе возникает интригующий 
вопрос: а что обо всем этом было известно Военному кабинету?
 Чемберлен, несомненно, знал о проходящих встречах, но похоже на то, что в 
своих докладах ему СИС уделяла больше внимания военному заговору против Гитлера,
 чем мирным переговорам. (Однако Чемберлен все-таки что-то знал об условиях, 
выдвигаемых немцами, потому что в своем послании сестре от 5 ноября он 
предсказывал скорое окончание войны и писал, что немцы могут получить некоторое 
послабление и, возможно, им не придется отдавать что бы то ни было из того, что 
им действительно дорого.) 1 ноября Военный кабинет впервые услышал об этих 
мирных переговорах. Новость никого не обрадовала, и Черчилль, например, 
потребовал немедленного прекращения каких-либо контактов с немцами. Но в 
конечном счете было принято решение операцию продолжить. По-прежнему остаются 
некоторые сомнения в том, что все члены британского Военного кабинета знали 
подробности об этой истории. СИС, похоже, «запамятовала» указать, входило ли в 
столь долго оговариваемые условия жесткое требование отстранения Гитлера. 
Только один человек, находящийся в центре событий, – Бест не испытывал никаких 
сомнений по этому вопросу. Насколько ему было известно, говорил он позже, 
«Адольф Гитлер оставался у власти»(10).
 Гитлер, несомненно, знал о проходящих переговорах и одобрял их. Он сам 
предлагал 6 октября компромиссный мир Великобритании, и весьма сомнительно, 
чтобы без его одобрения Гиммлер мог дать инструкции Шелленбергу о проведении 
мирных переговоров. Но к началу ноября Гитлер изменил свою точку зрения. Его 
планы по завоеванию Великобритании и Франции успешно продвигались, и 
продолжение мирных переговоров с англичанами начинало отдавать пораженчеством. 
Гиммлер, прекрасно осведомленный о настроениях своего вождя, решил, что 
операцию пора сворачивать, но, желая получить от нее максимум пользы, отдал 
приказ выкрасть Беста и Стивенса. Как мы уже знаем, 9 ноября гестапо с блеском 
выполнило приказ.
 Шелленберг еще некоторое время поддерживал тайную радиосвязь с СИС, надеясь, 
что политические фигуры, стоящие за Бестом и Стивенсом, возможно, захотят 
продолжить мирные переговоры. Но 29 ноября он радировал из Берлина, что 
прерывает последнюю связь. Он сделал все, что мог, дабы избавить Стивенса и 
Беста от политического показательного суда, и даже предложил обменять их на 
немецких пленных(11). (Усилия Шелленберга были вознаграждены после войны. На 
процессе в Нюрнберге он был приговорен лишь к шести годам тюремного заключения, 
из которых отбыл два.)
 Но почему в СИС были уверены, что британское правительство пойдет на