романтически воспринимал разведывательную деятельность.
 Достижения ОКР в общем-то мало способствовали поддержанию той идеи, что 
межведомственная разведывательная группа будет функционировать лучше, чем СИС. 
Оценка, данная ОКР в отношении дальнейших намерений Германии, тоже была весьма 
далека от истины. ОКР также весьма переоценивал военную мощь Франции, главным 
образом под влиянием главы армейской разведки генерал-майора Фредерика 
(«Пэдди») Бомон-Несбитта, который заявлял, что «у Франции есть как минимум пять 
генералов столь же великих, как Фош». В результате ошибочной оценки 
Бомон-Несбитта «мы не разглядели, насколько Франция прогнила», заявил 
Кавендиш-Бентинк(13). ОКР быстро научился страховаться от потерь. В июле 1940 
года ОКР представил Военному кабинету доклад «Приближение немецкого вторжения в 
Великобританию». В нем говорилось, что Германия готовится к вторжению либо к 
военным рейдам и «может начать действовать в любое удобное для нее время, но 
маловероятно, что она развернется во всю свою мощь до 15 июля». В другом 
докладе ОКР взвешивались возможности, имеющиеся у Германии, и делался следующий 
вывод: «Какой из возможных вариантов будет избран немцами, зависит не столько 
от логических предпосылок, сколько от личного непредсказуемого решения фюрера». 
Все остальные доклады комитета искусственны, тривиальны или не имеют отношения 
к делу. Какая польза была, например. Военному кабинету от информации, 
«полученной из достоверных источников, что немцы собираются провести парад 
своих войск в Париже где-то вскоре после 10 июля»(14).
 Военный кабинет имел все шансы утонуть в разрастающемся потоке этих докладов, 
и Черчилль выразил по данному вопросу свое крайнее неудовольствие в меморандуме 
секретариату Военного кабинета: «Пожалуйста, посмотрите на ворох бумаг, 
полученных мною за одно утро… Все больше и больше народу занято написанием этих 
бумаг, количество которых только мешает делу»(15). Именно недовольство 
деятельностью ОКР и романтическое влечение Черчилля к необработанной информации 
толкнули его обратно в объятия Мензиса и СИС и способствовали дальнейшему 
существованию этой организации в нереформированном виде на протяжении всей 
войны.
 Богатые молодые люди из высшего общества, набранные в штат СИС между двумя 
войнами, и бывшие индийские полицейские, на которых первые шипели и смотрели 
сверху вниз, быстро обнаружили, что их оттеснили в сторону после попыток 
сохранить в первозданном виде разваливающуюся посудину. Новобранцы военного 
времени не доверяли старым сотрудникам СИС. Один из этих бывших новобранцев 
вспоминал: «Вся организация была пронизана непотизмом. Серые, мрачные и 
абсолютно безликие люди; подчиненные, дублирующие других подчиненных, чтобы 
создать иллюзию мощи, и только удваивающие слабость; другие, запомнившиеся 
только благодаря своей ядовитой злобе или абсолютной ослиной глупости; и все 
это под руководством цепочки начальников, совершенно выдающихся по своей 
беспомощности. Вся организация в целом была дряхлой и некомпетентной»(16).
 Однако созданная вокруг нее завеса тайны настолько хорошо ограждала СИС от 
внешнего мира, что, когда остатки разведслужб Нидерландов, Бельгии и Норвегии 
перегруппировались в Лондоне, все они по-прежнему верили мифу, что СИС – лучшая 
в мире разведывательная организация, и были абсолютно убеждены, что ее огромная 
агентурная сеть продолжает благополучно работать в оккупированной Европе.
 Правда заключалась в другом. СИС была захвачена врасплох скоростью продвижения 
немецких войск. Главы разведывательных отделений СИС, их сотрудники и 
вспомогательный персонал удрали в Лондон или в нейтральные страны. У СИС не 
было никаких планов создания подпольной агентурной сети, она не могла даже 
обеспечить уцелевших агентов радиопередатчиками для связи в Центром. Не было 
вначале разработано ни способов, ни путей заброски сотрудников на 
оккупированные территории для прояснения обстановки. Разочарование других 
ведомств в деятельности СИС очень усложнило для нее получение транспортных 
средств и оборудования, необходимых для переброски людей в страны, занятые 
немцами. Перед СИС маячила унизительная перспектива просить помощи у 
европейских разведслужб, осевших в Лондоне, поскольку без их содействия она не 
могла получить никаких сведений о происходящих на континенте событиях. Поляки 
получали разведданные от своих оставшихся в подполье агентов и от других 
европейских агентурных сетей. Их влияние простиралось на удивление далеко. 
Начиная с 1941 года, например, они регулярно сообщали о выходе немецких 
подводных лодок из Бордо, Бреста и Гавра. Удивительно хорошо были информированы 
чехи, голландцы и французы, которые также оказали СИС существенную помощь. Но 
СИС приходилось конкурировать с другими британскими спецслужбами, которые тоже 
стремились использовать возможности европейских разведок, находящихся в 
эмиграции. К концу 1940 года не менее пяти различных британских 
разведывательных подразделений пытались организовать совместные 
разведывательные операции с французами.
 Конечно, СИС продолжала действовать в нейтральных странах. Центром шпионажа, в 
частности, стал Лиссабон. Стокгольм и Женева тоже были весьма ценными 
источниками. В Женеве у СИС была даже радиоточка, но способная только принимать 
передачи, поэтому послания из Швейцарии шли через почту. Мадрид также мог бы 
быть важным информационным центром, однако посол Великобритании в Испании, 
бывший министр внутренних дел сэр Сэмюэль Хор, являлся одним из главных 
апологетов примирения и по-прежнему надеялся на мирные переговоры с Германией. 
Предполагалось, что возможным посредником на подобного рода переговорах мог бы 
быть испанский лидер генерал Франко, и Хор был решительнейшим образом настроен 
помешать всему, что могло бы усложнить деликатные взаимоотношения, сложившиеся 
между английским и испанским правительствами. И уж чего меньше всего желал Хор, 
так это каких-либо операций СИС против немцев на территории Испании, или, не